результат… Впрочем, к чему скромничать? Не просто ощутимый, а поразительный и неожиданный, даже для меня самого! Так вот, я буду настаивать на немедленном рассекречивании проекта «Адам». В самом деле, сколько еще хранить в тайне столь эпохальное открытие? И так уже двенадцать лет прошло с начала эксперимента… И я уверен, что получу разрешение на обнародование достигнутых результатов! Не ограничиваясь научной средой… Народ — все народы земли — должны знать… своих героев!

— Эх, и наведем же мы с тобой шороху, Ева! — воодушевленно продолжил ученый. — Всем нос утрем. И злопыхателям из нашего университета — тоже. Теперь никто не посмеет шептаться по углам, что я впустую трачу деньги налогоплательщиков. Да, да! Так говорят. Не все, но некоторые говорят. Дескать, Агинский произвел на свет бесполезного монстра, который даже на органы не годится. Думаешь, не знаю, как меня здесь именуют за глаза? Знаю! «Доктор Франкенштейн», вот как. Но теперь — баста… Кончилось ваше время, господа старпёры, — посулил он, зловеще улыбаясь. — Критиканы малоумные! Да разве возможно священный процесс Познания загонять в тесные рамки пользы, целесообразности? А куда деть извечное стремление человечества к Истине?

— Знаешь, Ева, что мы с тобой сделаем? — после некоторого раздумья заявил профессор. — Мы организуем пресс-конференцию. Да, да! Причем с участием Адама… то есть Аска. Виртуальную, разумеется. Но в онлайновом режиме. Надо сегодня же оповестить об этом ведущие средства массовой информации. Так мы наверняка отрежем и нашему «эдемскому», и всему университетскому руководству пути к отступлению. Скажешь, рискованно? Согласен. Но, как говорится, кто не рискует… Главное, наш питомец способен к общению! Он будет понятен аудитории… любой, самой широкой — независимо от национального состава. Его смогут понять все! Понимаешь? Абсолютно все! Люди любой национальности! Граждане всех государств! Представляешь, Ева! Уф-ф… этак и Нобелевскую премию можно схлопотать.

— Не меньше, — согласилась девушка.

Накануне пресс-конференции Виктор от волнения так и не смог уснуть. Да и как было не волноваться? По самым сдержанным подсчетам статистиков, его увидят что-то около четырех миллиардов зрителей — почти все взрослое население Земли.

Но когда назначенный час пробит, он неожиданно для себя совершенно успокоился. В самом деле, решил ученый, ему ли мандражировать? Ему — творцу, созидателю новой формы разумной жизни! Пускай трепещут обыватели. Священный трепет — удел профанов.

Во вступительной речи Агинский обстоятельно, но в доступных народу терминах поведал о состоявшемся уникальном эксперименте, о его содержании и открывающихся теперь перед наукой невиданных, поистине фантастических перспективах; о неоценимом гуманитарном значении свершившегося события для всего человечества…

— Итак, дамы и господа, — произнес Виктор, завершая выступление, — позвольте представить вам;, так сказать, плод моих двенадцатилетних трудов. Пред вами Аск, он — неандерталец… Слово Аску!

Мерцающие холодным огнем зрачки камер синхронно обратились на Аска. Лучи софитов выхватили из мрака его кряжистую, будто вырезанную из древесного корня фигуру; неслышимое в студии многомиллиардноголосое «а-а-ах!» прокатилось по планете.

Аск не видел ни лиц, ни глаз, но отчетливо чувствовал взгляды неисчислимого множества зворгов — пристальные, выжидательные, напряженные; он собрал их на себя все и, широко раскинув узловатые ручищи, словно приглашая давнишних врагов в братские объятия, произнес недоговоренные когда-то Слова Власти:

— Бегом воды, грузом земли и пляской огня заклинаю: ваши кости — хворост для венских костров; ваша плоть — пища для наших животов. Зворги, знайте свое место!

— Блямс! — сказал Блямс, точным ударом размозжив голову двухфунтовому пасюку. — От так от, Дед, ужин, почитай, готов.

Он поднял добычу за хвост, полюбовался и бросил к костру, где уже лежала одна такая тушка.

— Смотри, как бы нам самим не угодить на ужин, — проворчал Дед, вороша угли, — видишь их сколько? Того и гляди собьются в лаву, тогда…

— Тогда беда, — легко согласился Блямс, всматриваясь в наполненную шорохами тьму.

Неяркое пламя угасающего костра багровыми искорками отражалось в сотнях выпуклых глаз. Похоже, рядом и впрямь шныряла целая стая. Блямс, невысокий белобрысый крепыш, взвесил в руке выпачканную кровью биту.

— Ты, Дед, знаешь чего: подбрось-ка сушняка в костерок. Сюки, они огня боятся.

— А ужин? — резонно возразил тот. — Сгорит. Вот испеку их, — кивнул он на двух мертвых животных, — тогда и подброшу. И потом, сколько раз тебе говорить: не сюки, а пасюки.

Дед ловко выпотрошил и освежевал добытых Блямсом зверей. Потом зарыл тушки в раскаленные угли. Послышалось аппетитное шипение.

— Какая разница? — хмыкнул парень. — По мне, так самые что ни на есть сюки.

Он присел к костру и зачарованно уставился на языки пламени; широко расставленные круглые глаза, опушенные густыми ресницами, и все его лицо — тоже круглое и широкое — излучали невозмутимость и душевное равновесие.

Старик вытер источенное лезвие о длинную полу некогда зеленого, а теперь донельзя выгоревшего и грязного плаща и спрятал нож обратно в рукав.

Блямс втянул носом воздух и сглотнул в предвкушении:

— Пахнет здоровски, аж слюни текут… может, того… сготовились уже?

— Терпение, мой ненасытный друг, — усмехнулся в косматую бороду Дед; он снял шляпу с широкими обвисшими полями и утер пот со лба, — еще минутка, и это случится… Вот теперь готово, — заметил он, разгребая угли.

Дед выложил испеченные тушки на листы лопуха. Потом подбросил в костер несколько сухих веток; хворост весело затрещал, разбрасывая искры.

— Мне своего целиком не одолеть, — заметил он, — давай одного съедим сейчас, а второго оставим на завтра.

— Тебе, может, и не одолеть, а мне — легко. Если не осилишь, я и твоего…

Их прервал недальний вскрик, донесшийся из-за густых зарослей чертополоха. Через мгновение крик повторился — громче и отчаянней.

— Девка или пацан, — предположил Блямс, вскакивая и хватая биту, — пойду гляну.

— Постой! — Старик с кряхтением поднялся и вытащил из костра самую длинную головню. — И я с тобой.

Блямс пошел на звук, осторожно раздвигая битой толстые стебли и колючие листья; Дед двигался следом. Сразу за кустами чертополоха начинался спуск в неглубокий овраг, на дне которого торчало одинокое деревце. Спиной к его стволу прижималась слабо различимая в лунном свете хрупкая человеческая фигурка. Неизвестный сжимал в руках какой-то продолговатый предмет.

Старик поднял горящую головню повыше. Блямс присвистнул: вокруг дерева плескалось целое крысиное озеро. Пасюки взяли человека в плотное кольцо, при этом их было, кажется, не менее сотни. Однако нападать звери почему-то не торопились.

— Королевской атаки ждут, — заметил Дед, — умные они, сволочи. И год от года все умнее.

— Чего? — не понял Блямс. — Какой атаки?