стали расти даже такие маленькие города. Но сейчас он сталкивался с новыми промышленными предприятиями, улицами, домами и по-настоящему, зримо ощущал масштабность роста.

Пожалуй, Васильев, изучив все города по старым путеводителям, был бы удивлен тем, что происходит на самом деле.

На базаре, возле жаровни с шашлыком, Силин наконец встретился с сотрудником ГПУ. Шашлычник, розовощекий, толстоватый парень щурился, раздувая огонь дощечкой, отгонял дым. И Силин, положив два шампура шашлыка на свежую лепешку, отошел в сторону, прислонился к стене мелочной лавки.

Рядом, устроившись вначале на корточках, потом убедившись, что так неудобно, поднялся парень. Он ловко, не обжигаясь, стаскивал с шампуров дымящееся мясо, отламывал кусочки лепешки.

— Мое мнение, — сказал, не поворачивая головы, Силин, — надо ехать к Гусейну, от меня, со старым паролем. Разрешить его племяннику действовать. И все. Дескать, гость разрешает. И потом проследить за племянником.

Парень расправился с шашлыком быстрее Силина.

— Не нужно снимать мясо руками, — по-узбекски сказал он Силину. — Так невкусно. Зубами берите.

Силин смущенно улыбнулся и пожал плечами: ничего не понял.

Парень махнул рукой и, доедая оставшийся кусок лепешки, отнес пустые шампуры шашлычнику.

Он был уже одет по-летнему, этот парень: в рубашке куйлак — из белой хлопчатобумажной фабричной ткани с черными полосками. Новая тюбетейка озорно держалась на голове. О состоятельности парня свидетельствовали хорошие хромовые сапоги. Задорная улыбка. И шашлычнику он сказал что-то доброе, веселое. Шашлычник, откинув голову, засмеялся. Короче говоря, этот парень, приехавший, вероятно, из кишлака, отдыхал, наслаждался городской жизнью. Из кишлака…

Силин ходил по городу, снова рассматривал вывески фабрик, заводов, учреждений. Ничего не могло серьезно заинтересовать английскую разведку. Такие предприятия попадаются сейчас везде, в каждом городке. Из кишлака…

Теперь, когда Силин возвращался из Янгиюля в Ташкент, колеса поезда отстукивали по слогам: «Из киш-ла-ка!»

Янгиюль располагался в центре крупного сельскохозяйственного района. Развитое хлопководство, садоводство, виноградарство, бахчеводство, огородничество. Крупный сельскохозяйственный район. Что может интересовать англичан? Только хлопок. Еще памятна борьба за каждый гектар хлопка. Да она и продолжается, борьба. С какой ненавистью говорил об освоении новых земель Гусейн Аманов!

Эти рассуждения немного успокоили Силина. Ему казалось, что он подобрался к цели своих беспорядочных поисков, сделал вывод из всех, порой сумбурных рассуждений.

Теперь его волновало решение руководства. Пошлют ли они кого-нибудь к Гусейну Аманову?

Горбыль не интересовался делами Силина. Он готовил сытные обеды. Иногда постоялец заставал в доме юркую средних лет женщину с повязанным по-старушечьи платком. Из-под надвинутого на брови платка сверкали любопытные карие глаза удалой украинки. Горбыль, видимо, побаивался окончательно вводить в дом эту женщину, делать ее полноправной хозяйкой. Она по-иному и другого цвета стала бы носить платочки и крепко бы взяла в свои тонкие ручки неуклюжего, прижимистого Горбыля.

Бутылка с самогоном выставлялась только по воскресеньям. В будние дни хозяин и постоялец вели разговоры о прошлом. Горбыль все пытался выяснить, как же они, офицеры, в том числе и его дорогой гость, проморгали нарастающие события и допустили большевиков к власти.

— Ведь армия была! — надвинувшись на стол грудью, доказывал он. — А мы, хозяева земельные, кормили армию.

— Армия из тех же мужиков и рабочих состояла, — устало объяснял Силин.

— Her, нет, дорогой. Плохо вы держали этих мужичков. Мало их лупили шомполами.

«Ну, поручик Васильев, положим, хлестал подчиненных. Но тоже не удержал».

— Лупили… — сказал Силин. — И вот что из этого вышло.

— Пропустили где-то, проморгали, — настаивал хозяин.

Рассказывал Иван Константинович Горбыль о своих земляках, русских поселенцах в Туркестане, какими землями одарил царь-батюшка заслуженных людей. Как жили в поселках Богородском и Садовом рядом со станцией Кауфманской, в Солдатском, в русском Чиназе, Врезской.

Знает Силин, как изменились эти места, может, только некоторые названия остались. И работают на полях и в садах бывшие русские батраки рядом с бывшими узбекскими батраками. Вот они — хозяева земельные.

Вечерние разговоры, к счастью, были непродолжительными. Ложились спать рано. А день Силин проводил или в городе, или в Янгиюле, или снова отыскивал нужное место для тайника. Иногда Силин спрыгивал на короткой остановке с поезда и шагал вдоль железнодорожного полотна.

Наконец ему удалось найти нужный телеграфный столб. Под № 125. За столбом можно было вести наблюдение, скрываясь за грядой холмов. И все подходы к столбу великолепно просматривались.

Силин подошел к столбу: послушал, как он гудит от ветра, лениво перебирающего провода. В детстве они, мальчишки, любили слушать этот непонятный, необъяснимый гул, который, казалось, шел из далеких сказочных стран. Потом Силин, уже бойцом Красной Армии, восстанавливал как-то связь.

Телеграфному столбу № 125 на тихом, безлюдном перегоне предстояло стать местом для передачи дезинформации, которую будут готовить советские чекисты. И придет за этими бумагами чужой человек, с той, чужой стороны, от английского консула Тиррела. Силин пробовал смотреть на столб, на тропинки, ведущие вдоль железного полотна и с холмов, из соседнего сада и с дальней полевой дороги.

Каждый день Силин с тревогой думал о событиях, которые разворачивались в Ашхабаде. Сумел ли молодой чекист Кадыров в своих праздничных сапогах подойти к Гусейну Аманову, понравиться ему. Сам Силин не имел права искать встреч с сотрудниками ГПУ. В нужную минуту они сами его найдут. И однажды, в полупустом вагоне поезда, к нему подсел человек в синей рабочей спецовке.

— Добрый день, Геннадий Арсентьевич, — спокойно произнес рабочий, — Не устал вести праздную жизнь со своим подкулачником?

— Устал, — вздохнул Силин. — Не тяни, докладывай.

— Все в порядке. Кадыров съездил удачно. Передал твое приказание: пусть приступают к новой работе.

— Ну?

Спутник взглянул в окно, на хлопковые поля. Уже раскрывались первые коробочки. Август был жарким. И каждый день сотни, тысячи коробочек, не выдержав накала, с легким треском распускали створки. И выглядывали, радуясь теплу и свету, сверкающие волокна.

— Хлопок? — спросил Силин.

Он самый. А точнее — техника. Подопечные уважаемого Гусейна-ага перешли и переходят со строительства канала на другую работу.

— В МТС?! — выдохнул Силин.

— Туда. Именно туда. И надлежит тебе сегодня же устроиться на работу в Янгиюльскую МТС. Возьмут механиком. И ждет тебя там молодой директор Сабир Рахманов, человек горячий, энергичный. Терпеть не может лентяев и… вредителей.

— Сойдемся, — устало сказал Силин.

Странно, но он как-то обмяк, расслабился, откинулся на спинку сиденья.

— Потом ваг вызовут в Наркомзем республики. Федор Никифорович Позднее, бывший комэск — человек, не только разбирающийся в хлопке, но знаток политических интриг и авантюр, которые рождаются вокруг хлопка. Вон какие поля!

— Поля красивые, — согласился Силин.

На работу в Янгиюльскую МТС Силин устроился в течение недели. Ему дали место в тесном общежитии трактористов. Теперь оставалось ждать посыльного от неведомого Турсуна. А может, и самого Турсуна.

Зашифрованный текст письма был подготовлен. В письме за подписью № 143 сообщалось об устройстве на постоянное местожительство, данные о тайнике. Первые сведения автор письма обещал передать после ноябрьских праздников, когда он побывает на военном параде и демонстрации в