прогулялся по площади, чтобы прояснить голову, однако пришлось целенаправленно двигаться вперед в поисках концертного зала.

Я поспешно шел по пустым улицам, мимо закрытых кафе и магазинов, безуспешно надеясь увидеть знакомую куполообразную крышу. Старый Город, в свете уличных фонарей, несомненно притягивал взгляд, но чем дольше я шел, тем труднее становилось подавить в себе панический страх. Я надеялся – вполне естественно – встретить либо ночное такси, либо, на худой конец, прохожих (возможно, последних посетителей какого-нибудь открытого допоздна заведения), у которых можно будет спросить дорогу. Но, похоже, на мили вокруг бодрствовали, кроме меня, только бродячие кошки.

Я пересек трамвайную линию и двинулся по набережной канала. Сбоку дул пронзительный ветер, и я, все еще не обнаруживая никаких признаков купола, невольно почувствовал, что окончательно заблудился. Впереди, в нескольких шагах, я увидел идущую под острым углом к набережной узкую улочку и решился свернуть туда, но тут послышались шаги, и из-за поворота показалась женщина.

Я уже настолько свыкся с одиночеством, что при виде ее застыл как вкопанный. Я удивился еще больше, когда заметил на ней падающее свободными складками вечернее платье. Женщина тоже приостановилась, но затем, видимо, узнала меня и с улыбкой шагнула навстречу. Когда она ступила в круг света под фонарем, я увидел, что ей под пятьдесят или даже слегка за пятьдесят. Она была немного полновата, но двигалась очень грациозно.

– Добрый вечер, мадам, – произнес я. – Нельзя ли обратиться к вам за помощью? Я ищу концертный зал. Он в той стороне?

Женщина подошла ближе. Вновь улыбнувшись, она сказала:

– Нет, в той. Я как раз оттуда и иду. Решила немного подышать свежим воздухом, но рада буду вернуться с вами обратно, мистер Райдер, если вы не возражаете, конечно.

– Я был бы очень рад, мадам. Но не хотелось бы мешать вашей прогулке.

– Ну что вы. Я гуляю уже почти час. Пора возвращаться. По-настоящему нужно было подождать и явиться с остальной публикой. Но у меня глупая привычка присутствовать при всех приготовлениях, на случай если вдруг понадоблюсь. Хотя, конечно, мне там делать совершенно нечего. Простите, мистер Райдер, я не представилась. Я Кристина Хоффман. Мой муж – управляющий вашего отеля.

– Счастлив познакомиться с вами, миссис Хоффман. Ваш супруг много о вас рассказывал.

Не успев договорить, я уже пожалел о своем замечании. Я бросил быстрый взгляд на миссис Хоффман, но ее лицо скрывал теперь полумрак.

– Сюда, мистер Райдер, – сказала она. – Это в двух шагах.

Когда мы тронулись с места, рукава ее вечернего платья вздулись на ветру. Я кашлянул и произнес:

– Можно ли заключить из ваших слов, миссис Хоффман, что события в концертном зале еще не идут полным ходом? Что публика и прочие участники еще не все собрались?

– Публика? Публики еще нет. Думаю, она начнет собираться не раньше чем через час.

– Ага. Прекрасно.

Мы не спеша следовали вдоль канала, время от времени приближаясь к берегу, чтобы полюбоваться отражением фонарей в воде.

– Вот что мне хотелось знать, мистер Райдер, – заговорила наконец моя спутница. – Когда мой муж говорил обо мне, не создалось ли у вас впечатления, что я… довольно холодный человек? Интересно, не создалось ли у вас такого впечатления?

Я усмехнулся:

– Мое преобладающее впечатление, миссис Хоффман, состоит в том, что ваш супруг чрезвычайно вам предан.

Миссис Хоффман молча продолжала идти вперед, и я не был уверен, что она не пропустила мою реплику мимо ушей. Немного погодя она заговорила снова:

– Когда я была молодой, мистер Райдер, никому бы не пришло в голову описывать меня таким образом. То есть как холодного человека. Ребенком я заслуживала любого эпитета, только не «холодная». Даже и сейчас никак не могу отнести к себе это определение.

Я выдавил из себя какую-то дипломатичную фразу. Когда мы свернули на узкую боковую улочку, я наконец увидел купол: подсвеченный, он вырисовывался на фоне ночного неба.

– Даже и сейчас, – продолжала миссис Хоффман, – я вижу рано утром все те же сны. Непременно рано утром. Это сны о… о нежности. Ничего особенного в них не происходит – так, какие-то обрывки. Я вижу, к примеру, своего сына Штефана. Он играет в саду. Мы были с ним очень близки, мистер Райдер, когда он был ребенком: я утешала его, делила с ним его маленькие радости. Мы были так близки. А иногда мне снится мой муж. На днях мы с ним во сне распаковывали чемодан. Мы находились в какой-то незнакомой спальне, чемодан лежал на кровати, и мы его распаковывали. Не знаю, где это происходило – в заграничном отеле или дома. Во всяком случае, мы распаковывали чемодан и… нам было вместе так уютно. Да, мы делали это в четыре руки. Сначала он вынет из чемодана какую-нибудь вещь, потом я. И все время болтали – так, ни о чем. Мне это привиделось не далее как позавчера. Я проснулась и стала наблюдать, как за занавесками разгорался рассвет, и испытывала необычайное счастье. Я говорила себе, что скоро это повторится наяву. Что-нибудь подобное произойдет уже сегодня. Конечно, не обязательно мы будем распаковывать чемодан. Но что-то наподобие, что-то в этом роде нам светит уже сегодня. Повторяя себе эту фразу, необычайно счастливая, я снова заснула. Потом наступило утро. Странное дело, мистер Райдер, каждый раз повторяется то же самое. Когда начинается день, вступает в действие нечто иное, некая сила. И что бы я ни делала, наши отношения идут иначе, чем мне мечталось. Я боролась с этим, мистер Райдер, но год за годом неизменно терпела неудачу. Что-то… что-то со мной творится. Муж старается изо всех сил мне помочь, но не может. Когда наступает время спускаться к завтраку, все привидевшееся во сне уплывает куда-то в прошлое. Мы должны были разделиться, чтобы миновать несколько припаркованных на тротуаре автомобилей, и миссис Хоффман опередила меня на несколько шагов. Вновь поравнявшись с ней, я спросил:

– И что это такое, по-вашему? Сила, о которой вы говорили?

Она внезапно рассмеялась:

– Я не хотела, чтобы создалось впечатление, будто речь идет о чем-то сверхъестественном, мистер Райдер. Конечно, напрашивается ответ, что тут замешан мистер Кристофф. Было время, когда я и сама этому верила. Знаю: мой муж, разумеется, так и считает. Как многие в нашем городе, я думала, что можно просто заменить мистера Кристоффа в наших привязанностях кем-нибудь более основательным. Но потом я заколебалась. Я начинаю верить, что дело во мне. Это что-то вроде болезни. И даже связанной, быть может, с процессом старения. В конце концов, с возрастом и какие-то части нашего организма отмирают. Эмоции, быть может, отмирают также. Как вы думаете, мистер Райдер, такое возможно? Я боюсь, очень боюсь, что так оно и есть. Мы избавимся от мистера Кристоффа, но от этого, по крайней мере в моем конкретном случае, ничего не изменится.

Мы еще раз завернули за угол. Тротуары были очень узкими, и мы вышли на середину улицы. Мне казалось, что миссис Хоффман ждет ответа, и в конце концов я произнес:

– Не знаю, миссис Хоффман, как там с процессом старения, но, по-моему, вам нужно держаться бодрее, не поддаваться этой силе… что бы она собой ни представляла.

Миссис Хоффман подняла голову, разглядывая ночное небо, и некоторое время шла молча. Потом проговорила:

– Эти чудесные утренние сны. Когда наступает день и они не сбываются, я часто корю себя. Но заверяю вас, мистер Райдер, я пока не думаю сдаваться. Если я сдамся, моя жизнь совсем опустеет. Я не согласна махнуть рукой на свои сны. Я все еще хочу иметь любящую, дружную семью. Но дело не только в этом. Я, наверное, дурочка, мистер Райдер, – если это так, скажите мне прямо. Но я надеюсь в один прекрасный день уловить эту грезу. И когда мне это удастся, будет уже неважно, на протяжении скольких лет сны упорно повторялись: все эти годы растают как дым. Я чувствую, что это произойдет мгновенно, в секунду, лишь бы она была правильно выбрана. Словно внезапно дернут за шнурок, тяжелый занавес упадет на пол – и за ним откроется целый новый мир, полный солнечного света и тепла. Вижу, мистер Райдер, у вас на лице написано крайнее недоверие. По-вашему, я безумна, что воображаю себе такое? Будто после всех этих лет один миг, один точно выбранный миг переменит все…