Нет ничего страшнее, когда любимый человек – единственный, кому вы доверяете и который должен вам доверять – отгораживается от вас стеной неверия. Тоска, отчаяние, одиночество обступили меня со всех сторон, я была один на один с Якушевым, потому что я одна видела его истинную суть, а всем окружающим он заморочил головы.
– Я поняла, – сказала я глухо, сквозь подступивший к горлу горький ком. – Ты мне не веришь, считаешь больной. А я не больна, Аля! Это звучит как бред, но это не бред – это правда. Он заморочил всех, но я его раскусила, и теперь он от меня не отстанет. И тебя он тоже заморочил! Да, да, я осознаю, как это звучит... – Я горько усмехнулась. – Как параноидальный бред. Но учти, Аля, что ни один сумасшедший не считает себя таковым и не отдаёт себе отчёта в том, как и что он говорит и как его бред воспринимают люди. А я отдаю себе отчёт... Слышишь, отдаю! Это звучит дико, и со стороны может показаться, что и я правда тронулась умом. Но я не тронулась! Хоть ты мне поверь, Аля! Иначе... Иначе я останусь совсем одна. Мне очень страшно...
Больше я не могла говорить: я заплакала.
– Маленькая моя! – Альбина крепко прижала меня к себе, поглаживая по волосам. – Бедный мой утёночек... Моя родная девочка, я с тобой, ничего не бойся. Я с тобой, я люблю тебя. Только не отталкивай меня, позволь тебе помочь...
– Ты не сможешь помочь, Аля, – пошептала я. – Где тебе с ним тягаться? Лучше не связывайся... Это может быть опасно, очень опасно. Может быть, мне и не стоило рассказывать тебе, кто он такой... Иногда знание бывает гораздо опаснее незнания.
Она вздохнула и обняла меня крепче.
– Ладно, малыш... Пусть. Пусть Якушев демон. Пусть есть опасность. Но если она есть, то как ты считаешь, могу ли я тебя бросить одну? Сделаем так... Сейчас ты соберёшь минимум необходимых вещей и поедешь ко мне. У меня ты будешь в безопасности.
– Он придёт и туда! – воскликнула я, высвобождаясь из объятий Альбины. – Он найдёт меня везде. И тебе лучше держаться от меня подальше – так будет безопаснее для тебя же самой! Он не оставит меня в покое, со мной рядом лучше не находиться!
Альбина снова привлекла меня к себе и поцеловала меня в макушку.
– Утёнок, я разделю с тобой любую опасность – по-другому и быть не может, потому что я люблю тебя. Я люблю тебя какую угодно – сумасшедшую или здравомыслящую, здоровую или больную. Просто люблю и всё. Мы должны быть вместе.
– Аля... – Я заплакала, обняв её за шею. – Аля, я очень, очень тебя люблю... Спасибо тебе. Но это мой крест, и я буду нести его сама. Наверно, мне суждено схлестнуться с Якушевым... Это моя война, и тебе лучше не вмешиваться, ради своего же блага.
– Нет, моё солнышко, даже не думай, что я тебя оставлю в таком состоянии, – сказала Альбина. – Ты сейчас же едешь со мной.
Несомненно, в этом она была похожа на свою сестру Диану. Она была мягче, в её голосе не было льдинок, но она могла быть почти такой же властной, если желала. Я собрала вещи, написала отцу записку и поехала к ней.
Глава 14
Три дня, проведённые мной у Альбины, – настоящее отдохновение для меня: Якушев ни разу не потревожил меня, что даже удивительно. Но вместе с тем это настораживает меня: что-то он задумал? Почему затаился? Что он мне готовит? Без сомнений, это неспроста, но я не стала делиться своей тревогой с Альбиной, потому что она ясно дала мне понять, что не верит в это, а выглядеть в её глазах сумасшедшей мне не хотелось бы.
А вот Диана Несторовна неожиданно встаёт на мою сторону.
– Скажу откровенно: мне тоже не нравится этот Якушев, – заявляет она. – Уж слишком он сладкий да гладкий! Скользкий тип, и больше ничего. Уж не знаю, снюхался ли он с нечистой силой, только недоброе в нём действительно что-то есть, в этом я с Настенькой согласна.
Мы завтракаем втроём: Альбина, я и Диана Несторовна. Сделав это признание, Диана Несторовна встаёт из-за стола, открывает окно и закуривает. Альбина, отодвинув тарелку, откидывается на спинку стула и молчит, а я принимаюсь за мытьё посуды: у Мадины сегодня выходной.
– Тебе не стыдно, Аля? – продолжает Диана Несторовна, выпуская дым длинными струями. – Девочка жалуется, что этот тип не даёт ей проходу, преследует и терроризирует её, а ты поднимаешь её на смех! Заявляешь ей, что она психически неуравновешенная! Если тебе этот Якушев сумел запудрить мозги, то я, в отличие от тебя, ему ни на грош не верю.
– Я знаю Андрея Фёдоровича только с хорошей стороны, – говорит Альбина. – Ничего плохого я о нём сказать не могу.
– Но согласись, не станет же Настенька всё это просто так выдумывать? – возражает Диана Несторовна. – Никакая она не больная, этот паук просто присосался к ней и хочет питаться её светлой силой! Наш с тобой долг, Аля, – защитить её от него!
– Я не нуждаюсь в защите, – подаю я голос от кухонной мойки. – Ваше вмешательство не только ничего не даст, но и может быть опасно для вас же самих. Умоляю вас, держитесь подальше и от Якушева, и от меня. Я не хочу, чтобы вы пострадали.
Альбина вздыхает:
– Ну вот, опять...
Я со стуком бросаю тарелку в пенную воду на дне мойки.
– Всё, мне пора домой. Это затишье сводит меня с ума. Ему пора проявиться снова.
Альбина поворачивает голову в мою сторону.
– Я никуда тебя не отпущу, Настя.
– А я не стану спрашивать у тебя разрешения, – отвечаю я весьма резко. – Я свободный человек, и никто не имеет права ограничивать мою свободу. Мне нужно домой. Диана Несторовна, вы не могли бы меня подбросить?
– Разумеется, родная, – отвечает та, потушив окурок. – Если Якушев опять будет тебе досаждать, сразу звони мне. Я с ним разберусь.
Альбина молчит. Ей придётся звонить Мадине и отменять её выходной.
Домой я захожу не сразу: сначала я наведываюсь к родителям Ники. Я не могу отделаться от чувства вины перед ними, хотя они меня ни в чём не винят.
Мне открывает Надежда Фёдоровна.
– Здравствуй, Настя, заходи.
Раньше я часто бывала у Ники дома, и здесь мне всё знакомо. Знакома эта тесная кухонька, этот маленький стол, старый линолеум, газовая плита. Надежда Фёдоровна в знакомом мне шёлковом халате хлопочет у плиты: ставит чайник, убирает сковородки. Рассказывает новости:
– Бабушка в больнице с инфарктом... У Виктора опять почки, кучу денег надо на лекарства. Опять его с работы уволили... Кручусь, верчусь, из сил выбиваюсь... – Вздыхает, садится, устало улыбается. – Да нет, я не жалуюсь на судьбу. Угораздило вот только Нику... Тут на днях Ольга... – Поясняю: Ольга – сестра Ники. – Ольга с мужем и его родителями в гостях были. Так мне им в глаза посмотреть стыдно. Они хоть и не говорят ничего, а всё равно...
Мы молчим, слушаем шум чайника на плите. Тикают часы. На правой стороне оконной ниши пляшут солнечные зайчики: весна.
– Скрыть это не скроешь, – продолжает Надежда Фёдоровна, зачем-то двигая туда-сюда сахарницу. – Перед людьми неловко... Как пятно какое-то.
– Не всё ли равно, что думают люди? – говорю я. На самом деле я мало чем могу её утешить, но ведь нужно что-то говорить, раз уж пришла! – Пусть думают, что хотят. С каждым может случиться... Как говорится, от сумы да от тюрьмы не зарекайся. Пятно? Нет, это не пятно, а беда.
