подчеркнув его принадлежность к тому же ордену), вы когда-то, пять лет назад, сознательно направили Робина на это путь? Посоветовали стать главарем разбойников?

– Ну, положим, он сам того захотел! – воскликнул со смехом граф, – Ведь как все началось? После того, как я некогда рассказал Робину, что он незаконный сын, и внушил, будто приемный папаша собирается его убить, поскольку женушка родила, наконец, законного, парень завербовался в наемники, да и пропал. Я, признаться, не ожидал этого – думал просто заполучить его в свои руки и использовать уже тогда. Тогда, как раз был удобный момент. Однако, сбежал и сбежал, что же делать. А он за двенадцать лет навоевался, да и вернулся. И с несколькими дружками, такими же вояками, не скопившими на войне золотишка, сразу ограбил какого-то барона! Ну, а там уже пошло… Мое дело было понемногу внушать ему, что это даже благородно – вот, мол, богачи и святоши грабят народ, а ты это самое награбленное у них отнимаешь и помогаешь простым людям. И ведь поверил!

– Да, – Ганнесимус почему-то вздохнул и, судя по звуку, запил свой вздох глотком вина. – Неплохо иметь «ручную» шайку головорезов, которая грабит, кого надо и когда надо, и с ее помощью поднимать, где нужно и когда нужно, то народное возмущение, то недовольство знати. Только вот Робин стал действительно очень знаменит. Почти легендарен. Вы не боитесь, что он вырвется из-под вашего контроля?

– Всякое может случиться! – сквозь зубы (скорее, сквозь кусок еды) бросил граф. – Ну, тогда можно и избавиться от него. Хотя… – тут он тихо хмыкнул. – Может случиться, что он вдруг понадобится мне уже не как главарь шайки.

– То есть, возможно, вы вновь захотите использовать его, как семнадцать лет назад? – спросил магистр.

– Не совсем. Это зависит от того, насколько успешно осуществятся наши планы, мессир!

Ганнесимус вновь испустил вздох – то ли что-то его тревожило, то ли он просто собирался с мыслями. Потом он заговорил, и теперь его голос вдруг стал тверже и даже как будто моложе.

– Все сейчас в руках наших сподвижников из Братства Грааля! – произнес он. – Вы знаете, брат Винсент, что жертвоприношение может быть совершено только в определенный день и час. В день и час, когда звезды дают особую силу слугам Князя мира сего. Один такой день и час были уже упущены – друзья короля Ричарда вырвали его из рук братьев в самый последний момент. Иначе не было бы никакого суда в Вормсе, никакого оправдания и никакого выкупа. Просто не было бы короля Ричарда, и наши силы, благодаря мистической жертве, могли удесятериться. Но всего предусмотреть невозможно. Сейчас близится второй срок, и упустить его уже нельзя, следующего придется ждать долгие столетия, покуда звезды вновь выстроят такой же магический ряд. У магистра братства Парсифаля[51] есть несколько способов выманить Ричарда из замка Дюренштейн, где его по-прежнему держит в плену герцог Леопольд, но охраняют преданные ему рыцари. Надеюсь, это осуществится, и тогда шестого декабря, в шесть часов вечера жертва будет принесена.

– Хорошо бы так, мессир магистр! Хорошо бы так! – воскликнул граф, и в его голосе послышалось раздражение. – Но скажу вам откровенно: я предан ордену и верю в мудрость магистров, однако, по мне не так уж важно, как встанут звезды! Важно, чтобы королевство осталось без короля, и смуты разорвали его на части. От слабых властителей легче добиваться подчинения, от них легче получать золото, им легче внушать наши идеи. Чем слабее государство, тем сильнее орден. Поэтому, чтобы ни случилось, я уничтожу принца Джона, и все будут думать, что это сделал народ, либо разгневанные бароны и графы. И возвращения Ричарда я не допущу, даже если он уйдет из рук Парсифаля и братьев Грааля.

Ганнесимус усмехнулся:

– Ваши слова выдают горячность, брат. Но в данном случае, это даже хорошо. Я тоже считаю, что действовать нужно, как бы ни стояли звезды. Однако, лучше всего будет, если братьям удастся их план. И продумайте, что делать дальше: у короля есть жена, и она родила ему сына.

– А вот тут уже понадобятся ваши средства, равно, как мои связи при дворе! – воскликнул брат Винсент. – Ведь ваши средства никогда не подводят, а магистр?

– Никогда, в отличие от ваших разбойников, брат. Разве мое средство подвело тридцать три года назад, когда под вашим братом вдруг взбесился конь? Разве он не погиб во время охоты, во что многие верят и по сей день, потому что никому не доказать обратного? Разве не скончался, якобы самой естественной смертью, король Генрих? Нет, нет, в старом «костоправе Ганнесимусе» можете не сомневаться!

В это время откуда-то, скорее всего, со стороны улицы, послышался стук копыт. Он смолк, должно быть, всадник остановился как раз возле дверей лекаря.

– Это мой слуга, – сказал граф и его стул скрипнул. – Я посылал его с поручением и велел за мной заехать. Мне пора.

– Да мы, собственно, обо всем поговорили, – магистр, очевидно, тоже встал и пошел вслед за гостем к двери – его голос стал очень тих. – Прощайте, мессир, я буду ждать новых известий. Хотя (и тут вновь послышался тот же вкрадчивый смешок), не исключено, что я узнаю новости раньше вас!

Трудно сказать, как скоро Робин Гуд пришел в себя после всего, что услышал сквозь печной дымоход. К чести Мэри, она молчала, ожидая, пока он заговорит первый. Но по ее лицу было видно: она потрясена не меньше своего возлюбленного.

Внизу стало тихо, а через некоторое время шаги старого лекаря заскрипели по лестничным ступеням.

– Быстро, лезь под кровать! – прошипел Робин, оттолкнув от себя девушку и, в свою очередь, бесшумно ныряя в постель. – Он может сюда заглянуть.

Непонятно, отчего, но Гуд понимал: взять и прямо сейчас свернуть старикашке шею он не может. Нельзя.

Впрочем, Ганнесимус не заглянул к раненому. Шаги удалились, потом заскрипела дверь комнаты лекаря. Слышно было, как он плотно ее затворил, и весь дом окончательно погрузился в тишину.

– Что все это значит? – не выдержала, наконец, Мэри. – О чем таком они говорили? Может, я сошла с ума, но мне показалось, будто они обсуждали убийство нашего короля!

– Тебе не показалось.

В темноте Робин не видел лица девушки, но ощущал дрожь ее руки и лихорадочное биение ее сердца.

– И еще… Еще этот граф, или брат Винсент, или как его еще… он говорил, что все эти годы ты и все мы…

– Это тебе тоже не показалось!

Он с трудом удержался, чтобы не возвысить голос. Ганнесимус постоянно изображал, будто он глух, но можно ли теперь в это верить? Во что вообще можно верить после того, что они сейчас услышали?!

– А что это за такое братство Грааля? – Мэри явно терпела столько, сколько могла, и теперь ее прорвало. – Про Грааль я что-то где-то слышала.

– Есть такая легенда, многие в нее верят, – Робин отвечал, а думал совершенно о другом. – Будто существует где-то священный сосуд, в который после распятия была собрана кровь Спасителя. Скорее всего, это – сказка: в Священном-то Писании про этот Грааль нет ни строчки. А вот братство Грааля существует, Мэри, о нем мне рассказывали. Я тоже не очень верил, но вижу, что рассказывали правду.

– И кто они такие?

– Кто? Ты слышала, как старый негодяй упомянул Князя мира сего? Знаешь, кто это такой?

– Знаю. – Девушка похолодела и крепче прижалась к Робину. – Так называют дьявола!

– Ну вот. А я и вся моя шайка, получается, помогали им все эти годы. До сих пор не все понимаю, но ясно одно: если этим самым «братьям» удастся убить короля, Англии несдобровать!

– Но ведь ты же можешь как-то помешать им, да, Робин? Мы можем?

Гуд протянул руку к стоявшему на стуле подсвечнику, но передумал. Что если магистр не спит и заметит свет под его дверью? Само собой, он справится со старикашкой, но стоит ли себя выдавать? Что если сюда еще кто-нибудь явится? Ганнесимус явно не такой одинокий и нелюдимый, каким представляется, не то вряд ли был бы уверен, что первым узнает важные новости.

– Послушай, Мэри, когда вернется Малыш? Он говорил, на рассвете.