— Хелед замужем за Эльнаром из Замка Звездопада, командиром Всадников Ветра. — Риттер произнес это внушительно и с уважением. — Эльнар не какой-то эльф, это глава силового ведомства Айнодора. А без помощи сына Хелед и Эльнара эстремадцам не удалось бы вынудить Лонгвийца отказаться от престола. Эта семейка… их сынок уж точно еще устроит нам всем неприятностей.
— Женщина — Мечник? — переспросил Казимир, чтоб сменить тему.
— А ты думал?
— У Эртугула жена — Мечник, — вспомнила Дара, — тоже эльфийка. Зовут ее Тари, а насчет прозвища я не знаю.
— Представляю себе, — пробормотал Казимир, — что у них будут за детишки.
— Не представляешь, — отрезал Риттер. — Одна их детишка — супруга Торанго, а второй командует таким воздушным флотом, какой Вальдену и не снился. Теперь понимаешь, что вырезать жалкую тысячу человек, пусть даже в разных концах света, для такой компании — на десять минут работы.
— Что ж они целый час делали? — поинтересовался Казимир.
Тир улыбнулся…
Он никого не хотел напугать — честное слово, никого — просто представил себе, что можно сделать за пятьдесят оставшихся минут.
— Вселенское зло, — неуверенно усмехнулся Казимир, прерывая тягостную тишину и пытаясь сгладить напряжение. — Этот ваш Лонгвиец, в смысле. Мировая закулиса.
— Сионский мудрец, — прошелестел Тир, опасаясь привлекать к себе лишнее внимание, но не в силах удержаться от шпильки.
— Если он такой страшный, — продолжил светлый князь, — почему вы его до сих пор терпите? Не вы лично, а вообще. Давно бы убили. У нас вот, на Земле, с тиранами всякими разговор короткий, верно, Суслик?
— Он бессмертный, — объяснил Падре. — Его убивали раза три вроде. А толку? Живехонек.
— Он не зло, — добавил Риттер. — Он просто шефанго. Они не виноваты, что так выглядят.
— Шефанго не зло, — подтвердил Падре. — Они для этого слишком страшные. А настоящее зло… Нет, дети мои, вы не знаете, каково настоящее зло. — Жестикуляция Падре уже была не слишком сдержанной, но речь оставалась ясной. — Зло привлекательно. Притягательно. Да что там, оно прекрасно… Вот, посмотрите, — рука с рюмкой махнула в сторону Тира, — разве он не красив? Да он, храни нас Господи, почти совершенен. И мы прощаем ему — все. Знаем, что он творит, но прощаем, потому что видим его и не верим, что это — воплощенное зло. А даже если и верим? Кто из нас сможет? У кого достанет сил? — Падре обвел изумленную компанию налитыми глазами и мрачно добавил: — Вот то-то же.
Тир скорчил рожу, достаточно ужасную, чтобы шарахнулся даже Шаграт.
— Я непривлекательная личность, — сказал он противным голосом, — я вообще отвратительная личность. Значит, я никакое не зло.
Падре зареготал и отвесил ему легкий, покровительственный подзатыльник:
— Я ж так, Суслик, для примера. Все мы про тебя знаем, и все равно мы тебя любим. Так что не бойся.
— Не обидим, — серьезно добавил Мал.
Сейчас они говорили правду, и Тир им верил, и Падре действительно не имел в виду, что Тир — зло, подлежащее обязательному уничтожению. Он просто противопоставил его Лонгвийцу. Всего лишь.
Но это пройдет, это всегда проходит. Сначала тебе говорят, что не убьют, обещают, что не убьют, а потом обстоятельства меняются, и тебя отправляют в огонь.
Рано или поздно так и случится.
Не сейчас. Еще не скоро. Так что не нужно думать об этом.
— Ничего вы не знаете о настоящем зле, — глухо проговорил Казимир, — даже не представляете, что это.
Шаграт сыто икнул.
— Цыпа, — Падре тяжело опустил на стол ладонь, — ты только что подтвердил мой тезис о привлекательности зла. По-твоему, это очень романтично… Молчи, не перебивай! Ты у нас круче Суслика по всем меркам, но в небе и… вот в этом, в том, что он… — не находя слов, Падре выдохнул и мотнул головой, как конь, — в этом, Цыпа, даже не пробуй с ним тягаться. Потому что Суслик — безгрешен. Улавливаешь, нет? Он проклят, но на нем нет греха. А ты — обычный грешник. Ты б лучше в храм сходил, покаялся, а то сам ведь не помнишь, когда в последний раз причащался.
Пожав плечами, Казимир проигнорировал призыв. На лице его были написаны скука и легкая брезгливость.
На секунду Тир возненавидел Казимира, возненавидел от острой, пронзительной зависти. Как много бы он отдал за то, чтобы его назвали обыкновенным грешником! За то, чтобы не казаться, а быть таким же, как все. И не бояться смерти.
И не бояться жизни.
Тир подумал, что, если бы он был человеком, он бы вообще ничего не боялся.
ГЛАВА 9
Торжество с печалью следом — пламя и зола.
Черно-алая победа дымный плащ взвила.
В первый день года весь цивилизованный мир гулял и праздновал начало новой весны. В первую ночь года весь цивилизованный мир отдыхал после празднований.
Тир на рассвете услышал отдаленный грохот, и ему почудилось, что он снова на границе, в ожидании вылета, а где-то в небе идут бои…
И почти сразу он понял, что бои действительно идут. И не где-то, а в небе над Рогером. Он вылетел из спальни, позабыв открыть окно, — осколки стекла и куски рамы еще осыпались с фюзеляжа, а Блудница уже неслась над Гвардейской улицей, высаживая стекла в спальнях спящих старогвардейцев.
Другого способа поднять тревогу не было.
Сигнальные колокола ударили чуть позже.
Первый кертский шлиссдарк, окруженный стаей болидов, старогвардейцы встретили уже над центром города. Смахнули кертов с неба, почти не задержавшись, и, по боевому расписанию, понеслись к летному полю. Куда смотрела воздушная охрана, что делали бойцы оцепления, как керты прорвали заслон? Ответы на все вопросы дала армада, закрывшая, кажется, половину неба.
Чудовищное количество шлиссдарков и боевых болидов.
Безразмерная грозовая туча.
Тиру показалось, что они — пять хрупких машин — оказались перед полчищами кертов в полном и жутком одиночестве.
Пять машин против нескольких сотен.
Керты атаковали сверху, с таких высот, на которых люди летать просто не могли. Внезапность — одно из важнейших преимуществ воздушного боя, оказалась на стороне нелюдей, и его использовали в полной мере. Оцепление смели одним слаженным ударом. И атаковали оставшийся беззащитным город.
Старогвардейцы пронеслись над летным полем. Над развалинами командного пункта…
Тир выругался, увидев догорающий ангар с полусотней машин. Оставалось надеяться, что пилоты, по
