Тир выругался. Сам он пока что был в состоянии различить, где он, а где жертв…
Он выругался снова.
— Я понял. — Шаграт закивал. — Суслик, я все понял. Говорить с тобой. Это ты. Ты не Риттер. Ты — Суслик. Ты мне рассказывай, что ты делаешь. Легче будет.
— Главное, сам не молчи. Салфетки давай!
Тир изолировал места ранений.
Удалить поврежденный желчный пузырь… Спи, Риттер, спи. Дыши. Пока все в порядке…
Шаграт трепался не переставая. О чем — бог весть. Тир не слушал, но слышал свое имя. Прозвище… неважно. Слово, которое здесь было связано с ним, которое он сам связывал с собой.
Промыть подпеченочное пространство. И еще раз. И еще… Сколько же все-таки в людях грязи. Такое впечатление, что они целиком состоят из грязи. Поврежденные органы перестают использоваться по назначению, становятся бесполезными. А все бесполезное, все бессмысленное — грязь. Грязи не должно быть.
За шлиссдарком можно было отправить кого-нибудь из Стаи. Казимир пригодился бы здесь, а пилоты — там. Во-первых, потому что быстрее управятся. Во-вторых, потому что Казимир, будь он здесь, смог бы эффективней отразить возможную атаку.
Но Тир не хотел, чтобы Казимир видел Риттера — видел кого угодно из Стаи — в таком состоянии. В такой грязи.
Порванные кишки, обернутые салфетками. Что там было, чему ты учился, Суслик? Помнишь? Конечно, помнишь. При огнестрельном ранении возникают зоны вторичного некроза. Участок кишки необходимо иссечь с запасом до и после такой зоны и наложить межкишечный анастомоз.
Сколько лет назад это было? А сколько тебе сейчас? Двадцать восемь? Значит, прошло одиннадцать лет. А десять лет назад ты купил болид. Резать научился раньше, чем летать, да, пилот?
Ну да. А убивать научился еще раньше.
Теперь убрать всю натекшую кровь. Промыть брюшную полость.
Колостома, декомпрессионный зонд, дренажи… да, Риттер, да, маги лечат не так, но где взять мага — их тут всех убили. Ладно, если Казимир не подведет, уже послезавтра ты будешь в госпитале.
Считаем салфетки. Все сошлось. Отлично. Теперь зашиваем.
А обеспечить условия, близкие к реанимационным — это легко. До тех пор, пока у Риттера есть чему болеть. До тех пор, пока Падре и Мал изводятся от переживаний. Все будет в порядке.
Все будет.
У раиминов, обороняющих «бункер», было оружие, стреляющее острыми осколками. У тех, кто сидел в засаде, кто ранил Риттера, оружие стреляло шариками, такими же, как в ШМГ. Тир посмотрел и ту и другую модель. Первая была чудовищно примитивна: шрапнельные кассеты заряжались в устройство с пистолетной рукоятью и на большой скорости выбрасывались наружу. На кого бог пошлет. Вторая модель была посложнее, но не намного. У нее был ствол, возможность прицелиться и два режима стрельбы: одиночными и длинной очередью. Очередь выплевывала половину обоймы — десять шариков. Точность почти никакая, зато убойность… Чего раиминам недоставало, так это фантазии и технической сметки. Они упирались в магию. Повезло, значит, что они вообразили, будто магия демонов не берет.
Организовать засаду на Стаю больше не пытались. На входе в тоннель с ловушками обнаружилось два трупа и ни одного живого раимина.
Когда болид Риттера, подталкиваемый сзади машиной Мала, вышел в лабиринт, красивый и сложный энергетический узор «бункера» поплыл, теряя четкость и яркость цветов. Шаграт не соврал. Стоило вынести книгу наружу, и вся система начала приходить в негодность.
Грязь…
Тир передернул плечами. Он любил убивать, но не любил ломать.
Он любил убивать. И он хотел этого. Сейчас, когда снова подержал в руках чужую жизнь, насладился чужой болью, вобрал в себя чужой ужас — он хотел повторить это. Пусть даже посмертный дар придется пропустить мимо, неважно, у него будет боль, у него будет страх, будет непередаваемое ощущение предсмертной, последней дрожи.
«Это бессмысленно, — сказал он себе. — Бессмысленно убивать, если не можешь забрать себе жизнь».
Ну и что?
Впервые в жизни он готов был поступиться здравым смыслом ради удовольствия. Он испугался. Но страх был… этот был тот страх, который приходит после того, как ты нарушишь запрет. А до нарушения, до преступления ты знаешь, что должен бояться, но не можешь себя убедить.
Вот он и — не мог.
Он хотел убивать. Просто так.
Их никто не ждал снаружи. Может быть, раимины решили, что раз на Место Силы напал демон, то он отправится обратно каким-нибудь своим, демоническим способом и уж наверняка не мимо сошедших с ума ловушек.
Хорошо, что не ждали. Потому что Риттер управлять болидом не мог, Тир не мог его надолго оставить, Мал нужен был в качестве второго сопровождающего, а Падре вдвоем с Шагратом, конечно, уничтожили бы какое-то количество врагов, но тех могло оказаться слишком много. Кто знает, сколько людей раимины готовы были положить, чтобы отомстить за разгромленный «бункер».
Высоту набирали медленно: Тир и Мал сжали болид Риттера бортами, Падре подлез снизу. Так и поднимались, аккуратно и не спеша, чтобы обойтись без малейшей тряски.
Шаграт описывал рядом круги, как сторожевая собака, вертел башкой, вертелся вместе с машиной, стараясь смотреть сразу во все стороны. Известное дело: у пилота должно быть восемь глаз, как у паука, и глаза должны быть с обзором на триста шестьдесят градусов — как у стрекозы. А те пилоты, которые таким зрительным аппаратом обделены, вынуждены крутиться, вертеться и ни на миг не терять бдительности.
Тир ухмыльнулся.
Обещанная Эриком защита создавала все новые и новые проблемы. Раимины мстят, не жалея ни сил, ни средств. Они получили еще два повода для мести: уничтожение Места Силы и убийство… Сколько их там было в общей сложности? Восемьдесят шесть внутри, еще десяток — в засаде у болидов и еще два десятка — вторая волна. С теми было просто: перебить на входе в пещеру, и все дела. Итого — сто шестнадцать человек, включая несовершеннолетних. Недурно сработано.
Жуткое это дело — «Перкунасы». Оружия, сравнимого с ними, в Саэти просто нет. Точнее, есть, но магическое. А демонов магия не берет. Зато «Перкунасы» демонов берут за милую душу. Только раимины об этом не знают.
Тир шлиссдарк за скалами почуял, а Шаграт — увидел. Метнулся к Стае, потом — обратно. Ну точно, как пес. Обрадовался, торопит остальных, аж приплясывает.
Шлиссдарк Казимир угнал. Угнал нагло, беспардонно, не приложив к этому почти никаких усилий. Он добрался до Кунгейже на бреющем, прижимаясь к земле, долетел до окраины летного поля. Посадил болид на самый ближний к нему шлиссдарк, дал по затылку вахтенному, выкинул его на землю и увел корабль.
Уже на побережье он обнаружил под капитанским мостиком еще двух членов экипажа.
Те мирно спали в тенечке, на взлет не отреагировали: не кто-нибудь взлетал-то — лейтенант геллетского гвардейского авиаполка, так что шлиссдарк даже не тряхнуло. Но что теперь делать с этой парочкой, Казимир не знал. На всякий случай, он связал пилотов, прикрутил к креслам в пассажирской зоне, как можно дальше друг от друга, и решил, что остальное — проблемы Тира.
А Тир, в свою очередь, полностью поглощенный состоянием Риттера, только рукой махнул:
— Да пусть их.
Пусть так пусть. Обижать пилотов никто не собирался, но и развязывать не стали.
