резкие, хотя и обоснованные, выпады в сторону Тира. Жаль будет выяснить, что он износился и больше не способен выполнять свои обязанности.
Впрочем, на сей раз причины для беспокойства были. И еще какие. Не в Тире фон Раубе дело, не в том, убьют его, похитят или еще какую гадость учинят. В конце концов, для того, чтобы знать о его привычке летать по ночам, за ним нужно вести слежку, а Майр до сих пор успешно предотвращал все попытки установить долговременное наблюдение. Проблема была в самой возможности дистанционного воздействия на болиды. Бальден прав, считается, что на такое способны только духи, причем духи соответствующей стихии и высокого ранга. Но ведь не духи сочиняли приказ, и не духи подделали подпись в журнале работ.
Духи не лезут в дела людей. А вот люди — лезут. И если кто-то найдет способ управлять болидами на расстоянии, взгляды на войну придется очень серьезно пересмотреть.
— Извини, — сказал Майр.
— Что? А! Да ладно. Я думаю, эта штука максимум для одной-двух диверсий. Заклинания несложно обнаружить, если знать, что искать.
— Угу. Новые диверсии — новые способы защиты. Рутина. Надо выяснить, кто и зачем это сделал. Ты как?
— В одиночку не сунусь.
— В одиночку я тебя сам не пущу — с меня его величество голову снимет. С этого момента будем тебя страховать. Как только управление перехватят — дашь знать, мы проследим, куда тебя заманивают.
— Мы?
Сделать вид, будто диверсия не обнаружена, в данном случае было лучшим способом найти того, кто ее организовал. Тут Майр прав…
— Нет, — сказал Тир, предупреждая расшифровку неопределенного «мы». — Ты можешь пустить за Блудницей хоть целый шлиссдарк с бойцами, мне этого недостаточно. Я свою голову ценю дороже любой конспирации, так что хочешь не хочешь, а Казимир тоже будет в этом участвовать.
— Ты уж определись насчет своей головы, — ядовито посоветовал его заботливый куратор, — если рисковать не хочешь, не летай в одиночку, а если летаешь — не жалуйся, что тебя плохо охраняют. У князя Мелецкого есть свои обязанности.
— Майр, это тоже не обсуждается.
— Что у тебя с ним?
— В смысле?
— С князем Мелецким.
— Что значит?.. Ты о чем? Мы с ним друзья или что-то вроде.
— Нет. Вы не друзья, для этого вы слишком часто грызетесь. Но ты уверен, что он забудет обо всем, включая долг перед семьей и государством, стоит тебе позвать его на очередную рискованную операцию. И он действительно забудет обо всем. Так что у тебя с ним?
— Вот блин. Любовь у меня с ним!
— Это похоже на правду. Но это не вся правда.
— Охренеть.
Тир еще раз повторил про себя последние слова Майра. Решил, что отреагировал единственно возможным способом. И понял, что выбранное слово действительно наиболее объективно выражает состояние, в которое поверг его куратор.
— Вообще-то я пошутил, — сообщил он, когда прошло первоначальное изумление, — а ты лучше не спрашивай о том, чего не поймешь.
— Чего именно я не пойму?
— Принципов нашего с Казимиром взаимовыгодного сотрудничества.
— Взаимовыгодного?
— Что за неуместный скепсис?
— Я давно знаю, что князь Мелецкий, если надо будет, вывернется для тебя наизнанку, причем бескорыстно. Но в чем здесь взаимная выгода? Что ты для него сделаешь?
— Если надо будет?
— Да.
— А тебе зачем это знать?
— Затем, что он — командир особого подразделения. Он нужен империи. Будет очень некрасиво, если командир «Дрозд…» тьфу, будь вы все неладны!.. Если командир «Драконов» князь Казимир Мелецкий погибнет при выполнении операции, выходящей за рамки его обязанностей. А ты с легким сердцем отправишь его на верную смерть, если решишь, что это пойдет на пользу делу.
Определенно, в последнее время Майр слишком эмоционален. Ему отпуск нужен. Причем продолжительный.
— Спасибо за доверие, — сказал Тир. — Но умереть я ему позволю только ради спасения моей жизни. А меня убить — это сильно постараться надо.
ГЛАВА 9
…Как странно, граф, — и в пьянку, и в пальбу с тобой.
Но этих пальцев худобу
как хочется к губам прижать.
Все идет своим чередом. Острая конкуренция, на грани вражды. Стычки бойцов за ангаром, подальше от глаз начальства. Словесные пикировки двух командиров. Едва заметная улыбка выводит из себя, но — странное дело — она же и успокаивает. Эта улыбка — как общая, одна на двоих тайна. Холод на дне узких черных глаз бесит, но он же и пугает. Не хотелось бы, чтоб Тир всегда смотрел так.
Тайна, да, она объединяет.
Впрочем, они двое не нуждались в дополнительных объединяющих факторах. Казимир это знал. Тир — чувствовал. Казимиру, во всяком случае, казалось, что Тир это чувствует.
Ему понадобилась помощь, и он обратился к единственному, кто может помочь. Почему? Потому что Старая Гвардия, как обычно, оказалась бесполезна. Тир считает их ровней? Вряд ли. Если бы это было правдой, он не боялся бы рискнуть их жизнями. Если бы это было правдой, Тир мог бы полагаться на них, как на самого себя. Если бы это было правдой, Тир не защищал бы их…
— Следуя логике, — взгляд исподлобья, руки в карманах, в голосе усмешка, — ты тоже не считаешь меня ровней.
Сложно с ним все-таки. Не понимает Тир разницы в происхождении, и права крови не понимает, и не желает знать ничего, кроме права силы. Поэтому нужно быть сильнее его. Всегда. Причем для его же блага. Но быть сильнее в их случае не означает не быть равным. Их двоих уравнивают кровь и природа, кровь и природа поднимают их над всеми остальными. Это так просто. Это именно то, чего Тир не хочет понять.
— К тому же, — напомнил Казимир, — я не боюсь рисковать твоей жизнью, так же, как и своей собственной. И смею надеяться, что не оскорбляю тебя защитой. Я в тебя верю. А ты, Тир фон Рауб, не веришь в старогвардейцев.
— Каждый хорош на своем месте. На земле от тебя гораздо больше пользы, чем от всей Старой Гвардии.
— Каждый хорош на своем месте. Но почему-то за помощью ты всегда обращаешься ко мне, а не к Старой Гвардии.
