Со стороны, даже внимательно приглядываясь и прислушиваясь, легко было принять эти неподвижные фигуры за статуи, вышедшие из-под резца талантливого ваятеля: ни одна пядь плоти не двигалась тем образом, который обычно выдает в человеке присутствие жизни. Впрочем, Логр точно знал, что бывшие прибоженные все еще пребывают на этом свете, ведь их тела послушно подчинялись указаниям. Не словесным, к сожалению, а молчаливым, сходным с теми, которыми понукают животных. Можно было вести их под руку, можно было усадить на стул, уложить на постель, поставить в нужном месте, словом, позабавиться, как с куклами, но требовалось-то совсем иное! Чудо. Та самая вещь, что всегда и везде традиционно находится в ведении богов.

Он пробовал обращаться с молитвой к каждому из двоих поочередно и вместе. Повышал голос, шептал, пытался просить мысленно… Тщетно. Новоявленные рукотворные боги оставались глухи к словам своего творца.

В какой-то миг Логру подумалось, что так и должно было случиться. В конце концов, много ли знаков от Всеединого он получил за всю свою жизнь? Ни одного. А разве его бог был хуже здешних? Да они оба и волоска его не стоили!

Другой смирился бы с поражением. Признал бы, что где-то допустил ошибку, где-то поступил слишком самонадеянно. Другой, но только не тот, кому всегда удавалось все задуманное. Удалось даже найти отшельницу, скрывшуюся от всего мира. Да, позднее, чем следовало, но все же удалось! Он не мог проиграть и теперь, тем более что учел все промахи своей наставницы.

Глупо было внушать человеку чужого мира мысли о Всеедином, и Логр выбрал для воплощения задуманного самые подходящие инструменты, ведь кто мог знать о Боже и Боженке больше, чем люди, волей судьбы посвященные им? Вера, впитавшаяся в кровь и усиленная могуществом демонов, должна была сделать свое дело. И что-то все-таки произошло, что-то изменилось в телах и сознаниях двух юных существ.

Что-то получилось. Но что?

Он не мог ошибиться.

Он чувствовал, что все сделал единственно правильным образом.

Он нашел «врата», ведущие в вышние чертоги, не хватало только самой малости. Ключа, который бы их открыл.

Следовало снова засесть за книги, заняться расспросами знающих людей, словом, вернуться если не к началу, то к середине пути. Логр Тори чувствовал, что разгадка тайны крылась где-то там, в скучных сведениях, показавшихся незначительными. Вот только времени не было. Он ведь торопился успеть к Большому собранию, чтобы напомнить о вере всем, ради кого пришел в этот мир. Чтобы заставить бездельников и сластолюбцев, считающих происходящее игрой, почтить память женщины, бежавшей не от скуки, а от смерти…

Улочка, на которую выходили окна дома, самовольно занятого одержимым, вела от левого берега Онны к речному рынку Аллари, поэтому заметно наполнялась прохожими только ближе к вечеру, когда покупатели из окраинных частей города возвращались домой с корзинами покупок. Днем деревянная мостовая поскрипывала от чьих-то шагов очень редко, поэтому раздавшийся топот невольно привлек внимание и заставил вновь повернуться к окну, чтобы увидеть, как какой-то мальчишка, промчавшийся мимо, задел дородную женщину, и та выронила все что несла, прижимая к своей груди. Пока Логр пытался рассмотреть, насколько по-настоящему драгоценной была упавшая на доски ноша, пострадавшая от мальчишеской удали обернулась вслед обидчику и в сердцах воскликнула:

– Чтоб тебя Боженка побрала!

Он слышал подобные слова не однажды, из разных уст, сказанные и в шутку, и с ненавистью, но никогда не придавал им значения. Считал, что это своего рода безобидная присказка. Поговорка, не более.

Считал до этой самой минуты, а когда она подошла к концу, собственноручно зачеркнул все свои прежние знания об обоих мирах, где ему довелось побывать.

Голос рассерженной женщины еще звучал в ушах Логра, а одной из неподвижных фигур в комнате уже не было. Не колыхалась занавеска, дверь оставалась на своем месте, закрытая на засов, и все же второй прибоженный исчез. Вернее сказать, прибоженная. Та, которая должна была воплотить в себе женскую половину двуединого божества этого мира.

Логр выбежал на улицу так быстро, как только смог. Выскочил прямо из окна и, наверное, только благодаря проявленной поспешности увидел столь долгожданное чудо.

Мальчишка успел домчаться почти до перекрестка, но вынужден был остановиться, поскольку дорогу ему преградила хрупкая фигура, освещенная лучами солнца так ярко, что казалось, и сама она испускает золотое сияние. Юная девушка с безразличным лицом, невесть откуда появившаяся посередине улицы, устремила свой пугающе пустой взор на малолетнего проказника и медленно развела руки в стороны, словно приглашая в свои объятия.

Он не хотел идти. Любой бы испугался, не только ребенок, но ноги дрогнули и сделали шаг вперед помимо его воли. Еще один. И еще. Потом руки девушки коснулись узкой спины, подтолкнули, сомкнулись кольцом, прижали мальчишку к складкам небеленого полотна на едва наметившейся груди, а в следующее мгновение Логр едва не прикусил язык от изумления, потому что объятия Боженки… опустели.

Сияние, только что слепившее глаза, словно унесло прочь порывом налетевшего ветерка, и на досках мостовой осталась стоять всего лишь девушка с безвольно повисшими вдоль тела руками, невзрачная, бледная, как ткань ее собственного платья.

Крови не было, в этом Логр убедился, тщательно осмотрев все вокруг. Ни капельки. Ни клочка одежды, ни волоска, ни гвоздика из подметки. Мальчишка пропал, будто его никогда и не существовало на этом свете. Впрочем, гибель ребенка, неважно, заслуженная или нет, мало волновала одержимого. Пожалуй, его теперь неспособно было взволновать даже явление Всеединого, если бы тому вдруг захотелось спуститься с небес, чтобы поздравить своего верного последователя с великим успехом: божество было сотворено, и его творцу уже слышалось, как мир опускается на колени.