Однако брекеты скоро снимут, и вот тогда… Но как же, как ей научиться быть уверенной в себе?
Первые шаги на этом пути она уже сделала: попробовала курить и ругаться. Что же дальше? Интересно, прибавило ли это ей уверенности? Пока что было непонятно.
Алиса подошла к календарю, посчитала, сколько дней осталось до снятия брекетов. Двадцать один… Еще целых три недели… Ну ничего. Надо отмечать прошедшие дни в календаре, тогда будет казаться, что время летит быстрее.
Интернет отключился как назло именно в тот момент, когда Алиса собиралась поделиться планами по самоусовершенствованию с Адамом.
— Не волнуйтесь, это временные неполадки, — успокаивали недовольных жильцов мастера. — Пару дней — и вы снова в сети. Там по вас соскучатся — больше любить будут!
Однако прошла неделя, вторая, а Ева все еще не имела возможности связаться с Адамом. Единственное, что скрашивало эти дни, — приближающаяся дата снятия брекетов…
III четверть
Февраль ? Март
Кузина Нина
Сестра из Питера приехала в один из февральских выходных, как раз тогда, когда Алиса, с одной стороны, пребывала в расстроенных чувствах по поводу отлучения от Интернета, а с другой — предвкушала большую радость: только один день на календаре остался незакрашенным — завтра ей должны были снять брекеты.
Ровно в девять утра дверной звонок сотворил то, что было не под силу будильнику, — разбудил Алису.
Заспанная и недовольная барышня сползла с постели и поплелась открывать — родители накануне уехали к бабушке. «Кто бы это ни был, придушу гада», — клялась Алиса, копошась с замком.
Но едва она увидела виновницу своего преждевременного пробуждения, остатки сна как рукой сняло, и Алиса бросилась на шею нежданной гостье.
Перед ней в немыслимо синей куртке, немыслимой шляпке и в немыслимого размера ботинках стояла ее собственная двоюродная сестра Нина из Питера. Она была ровесницей Алисы — тоже училась в восьмом.
Кузина шагнула в прихожую, бросила на пол туго набитую спортивную сумку, а потом метнула на вешалку куртку и шляпку.
Алиса не видела сестрицу целых два года и поразилась произошедшим в ней переменам.
Нина было очень коротко, почти налысо, подстрижена, и этот пушистый ежик она умудрилась помелировать так, что волосинки — иголочки на концах были ослепительно белыми. Одна прядь была оставлена длинной, она спускалась сбоку перед ухом до самого плеча. В носу, на губе и в ушах болтались серьги, в одном ухе даже две. Дополняли картину ярко подведенные глаза, пунцовые губы и такого же вызывающего цвета облупившийся лак на ногтях.
— Привет, сестренка! — принялась тормошить Алису Нина. — Как поживаешь? Впрочем, можешь не отвечать! Сама вижу, что никак!
Алиса покраснела и улыбнулась. Нина присвистнула:
— Все еще в брекетах! Они что, приросли к тебе, что ли? И прическа у тебя — отстой. Хотя фигурка и ничего, я думала, будет хуже. Ты уж не обижайся, я же всегда говорю то, что думаю!
Да, Нинка всегда была прямой. Еще в детстве она шокировала окружающих своими откровенными высказываниями. Однажды на семейном торжестве, когда девочке было лет пять, ей сделали замечание из-за того, что она вытирала руки о подол платья. На что ребенок сообщил, как сидящий рядом дядя Боря вытирает руки о скатерть, а дядя Володя вообще не моет их, даже после туалета! А у сидящей рядом тети Тани под брюки надеты рваные колготки. Для того чтобы прервать поток «разоблачений», растерянным взрослым пришлось обложить маленького монстра сладостями и включить на весь вечер видеомагнитофон. Но даже с набитым ртом девчонка умудрилась перекричать телевизор и проинформировать окружающих о том, что бабушка Зоя утащила с кухни и положила себе в сумку три ложки и хрустальную пепельницу. А у дяди Вити под стулом стоит бутылка водки, которую он один, тайком ото всех, уже почти выпил.
С тех пор прошло почти десять лет, но Нина ни капли не изменилась. Ее зоркий глаз и острый язычок то и дело смущали кого-нибудь из окружающих.
Не успев даже толком раздеться, кузина Нина обежала квартиру и остановилась у стойки с дисками.
— Так-так-так… Что слушаем? Ага. «Продиджи», «Нирвана», «Сплин»… Это что, для папы и мамы?
— Нет, это для меня…
— Ну и отсталые же у тебя вкусы, Лиска! — недовольно скривилась Нина. — Это же антиквариат, прошлый век! Кто ж сейчас «Продиджи» слушает? Или «Нирвану»? С тобой действительно сплин схватишь…
— А что же сейчас слушают? — удивилась Алиса. Ей самой ее музыкальные вкусы казались вполне современными.
— «Блинк?182», «Пинк», «Тату»! А это кто? — неугомонная Нинка увидела над кроватью Алисы постер с Самюэлем Миллеком. — Не знаю такого…
Алиса не стала объяснять — Нинка все та же. В споре переубедить ее невозможно — она ведь ничего и никого не воспринимает всерьез. Лучше просто выслушать монолог и не скрывать радости от ее приезда.
— Так ты, наверное, и в школу каждый день ходишь! — пораженная Нина застыла перед полкой с учебниками. — И даже к первому уроку! Признавайся, ходишь?
— Хожу, — виновато кивнула Алиса. — Каждый день и даже к первому.
— Так у тебя, может, и дневник есть?
— Есть…
— И расписание написано? — глаза Нины округлялись все больше и больше.
— Написано…
— Ну ты даешь! Никогда еще не встречала такой испорченности! Это ж надо, а? Дневник с расписанием… Таких, как ты, в клетке держать надо под замком, чтобы нормальных людей пугать! Знаю я вас, ботаников. На уроки ходишь, а танцевать, наверное, и не умеешь совсем.
— Ты про дискотеку? Я еще ни разу не была, у нас только с десятого пускают.
Нина слушала сестру, открыв рот, и заливисто смеялась.
— Ни разу! Не пускают! Ну-ка, Шарик, место, к ноге, а то новый ошейник не куплю!
С кузиной соскучиться было трудно. Каждая ее фраза вызывала у Алисы приступы хохота.
— Ты, Нинка, угадала, — отсмеявшись, выговорила, наконец, Алиса. — Я и вправду, как в клетке живу. То нельзя, это нельзя…
— Да? Что ж ты раньше не сказала? Мы мигом все исправим! У меня есть одна колоссальная идея…
Нина, кроме прямоты, отличалась еще решительностью и живостью. Загоревшись, она тут же полезла к себе в сумку и достала большущую косметичку.
— Ну все, сеструха, радуйся! Будем делать из тебя человека. А ножницы у вас где?
