— Я только что получил копию приказа командира дивизии: эти «почти две» эскадрильи завтра останутся на земле. Будут самым основательным образом осмотрены моторы каждой машины.
— Вот как? — даже присвистнул Сергей.
— Да. Это необходимо, — твердо сказал Климчук.
Когда прощались, хозяин доверительно взял под руку Сергея и спросил:
— Как ваш земляк?
— Мысов?
— Мысов. Вы ему все-таки по-дружески посоветуйте: невесте надо писать. И почаще. Невеста, знаете, в жизни один раз бывает. А он ей около двух месяцев — ни слова.
— Что же писать? — мрачно отозвался Сергей, недовольный неожиданно веселым настроением следователя. — На месте Андрея и я бы невесте не писал. Веселого мало!
— Да вы не злитесь на меня, капитан! — теперь уже открыто засмеялся Климчук. — А прямо от меня заезжайте к своему другу — механику. И, кроме всего прочего, посоветуйте ему хорошенько выспаться: завтра у него будет ой как много дела!
— Товарищ Климчук! — просиял Осокин. — Дорогой мой, почему же молчал?
— Вот говорю.
— Значит, с Андреем — полный порядок?
— Полный. С завтрашнего дня приступает к исполнению своих обязанностей.
Всю обратную дорогу капитану Осокину казалось, что машина едет недостаточно быстро, и он нетерпеливо вертелся на своем месте.
— Да не егози ты, — проворчал замполит, занятый своими мыслями. — Никуда твой механик не денется! Написать письмо успеет.
Капитан Климчук в тот вечер тоже отправил на Урал только не личное, а повторное секретное письмо.
8. ДЕЛА УРАЛЬСКИЕ
Помощник Линева, Николай Иванович, ехал на Урал впервые. А название городка, где ему предстояло выполнить поручение начальства, он до того вообще никогда не слыхал. Поэтому первое, что он сделал, это запасся десятком популярных брошюр. Было необходимо не оказаться в нужную минуту профаном, а также просто интересно узнать о незнакомом крае.
Николай Иванович был еще совсем молодым человеком. К его стройной фигуре как нельзя лучше шла военная форма. И он форму очень любил. Но, получив распоряжение, оделся в штатское и вознаграждал себя только тем, что мог представляться «Николай Иванович». Называть себя по имени и отчеству ему тоже очень нравилось.
Ехали долго.
Вагон, куда попал Николай Иванович, оказался спокойным, купированным. Попутчики — два пожилых солдата, следовавшие после госпиталя в Сибирь на поправку, тихими, привычными к госпитальному режиму голосами обменивались сводками здоровья. А третий отсыпался, должно быть, за долгие месяцы недосыпания.
Николай Иванович был поглощен чтением. Лишь перед нужным ему городком завязался общий разговор.
— А знаешь, земляк, — сказал солдат, поправляя на шее марлевую повязку. — Баба на расстоянии куда дороже.
— Это вы о чем? — свесился с верхней полки соня-пассажир.
— Оно верно! — сказал второй солдат.
Николай Иванович отложил книгу.
Заинтересовавшая всех тема вылилась в рассказ солдата с повязкой на шее. Он поведал спутникам, как один его приятель — понимай он сам — переписывался с незнакомкой.
— Думал, она молоденькая, раз подпись ставит: «Клава», даже без отчества. Однако вышло — в моих годах. И с лица невидная — фотокарточку присылала. Словами же своими в душу запала на всю жизнь. И оттого, что она вдали и скучает, жалко ее. А раз пожалел, считай — дороже ее нету!
Николай Иванович составил себе программу действий еще тогда, когда получал задание. Он скопировал обрывок письма, по которому должен был найти его отправительницу.
Копия на бумажке выглядела так:
Она лежала в бумажнике Николая Ивановича.
А план действий начинался с того, что нужно разыскивать в школах и учреждениях городка девушек по имени Маша. Почему девушек? По логике, родственной логике рассказчика — солдата: если подписывается просто «Маша» — значит молодая.
Николай Иванович подумал, что случайная беседа в вагоне доказала его наивность. И он начал в который раз все мысленно пересматривать, перекраивать. Хотелось действовать безошибочно.
Поезд остановился у шлагбаума. Предположив, что на станции поезд может и не остановиться, Николай Иванович соскочил на землю, припорошенную снежком, и пошел вдоль линии.
Безлюдье и тишь казались прямо-таки неестественными. Железную дорогу обступали горы, покрытые хвойным лесом.
«Где же город? Сколько сдуру мне еще шагать придется?» — подумал Николай Иванович, когда его обогнал состав. Но последний вагон вдруг совсем близко юркнул за поворот, и путник решил, что досадовать пока рано.
Действительно, обогнув гору, он попал сразу на улицу, застроенную одноэтажными бараками. В конце ее виднелись заводские здания, высокие трубы. Городок обещал быть далеко не таким, каким представлялся на основе прочитанных довоенных описаний.
Он оказался большим и густонаселенным.
Николаю Ивановичу повезло — он устроился на ночлег довольно легко и сразу же познакомился с первой Машей в городе. Собственно, и проситься ночевать он стал в том доме, где услышал это имя.
Не спеша он шел по улице, приглядывался к редким прохожим, миновав бараки, рассматривал дома, принадлежащие, повидимому, частным владельцам, и вдруг услыхал крик:
— Марья, что ты дверь расхлобыстала? Марья!
На пороге крохотного домишки, подступившего к тротуару вплотную, появилась скособоченная женщина. Она остановилась, крикнула еще раз «Марья!» — хотя никого, кроме незнакомца, которого мудрено было принять за Марью, вблизи не было, и хотела закрыть дверь. Но Николай Иванович, притронувшись к шапке привычным жестом военного, задержал ее:
— Хозяюшка, нельзя ли у вас переночевать?
— Бездетным? — задала хозяйка вопрос в свою очередь.
Николай Иванович улыбнулся, ответил:
— Я один, — и был впущен в дом.
Они миновали рубленые сени, вошли в довольно просторную, тоже неоштукатуренную комнату с печкой посредине и швейной машинкой у окна. На полу и стульях лежали вороха заготовок и уже сшитого солдатского белья.
— У меня уже есть постоялица. И так одна живет. Вам надолго ли? — спросила хозяйка.
Николай Иванович объяснил, что ненадолго, ему только поспать в тепле — он приложил озябшие руки к изразцам печи.
— Я никого не стесню, — заверил он.
— Кого же вы, этакий красавец, стесните! Располагайтесь как вам будет удобно. — И она засуетилась с явным намерением угодить пришельцу.
