английских книгах.
Грегерс. Гм… А что отец ваш на это говорит?
Хедвиг. Ему это, видно, не нравится. Папа на этот счет такой странный.
Представьте, он говорит, что мне лучше учиться плести корзинки и разные вещи из соломы! Ну что тут хорошего?
Грегерс. И по-моему, ничего особенного.
Хедвиг. Но папа прав, что, если бы я выучилась плести, я могла бы сплести новую корзинку для дикой утки.
Грегерс. Могли бы, конечно. И кому же ближе этим заняться, как не вам.
Хедвиг. Да, утка ведь моя.
Грегерс. То-то и есть.
Хедвиг. Как же, моя собственная. Но я даю ее папе и дедушке в долг, сколько они хотят.
Грегерс. Вот как? А на что же она им?
Хедвиг. Они с нею возятся, что-то устраивают для нее и все такое.
Грегерс. Могу себе представить. Дикая утка, конечно, самая важная персона там на чердаке.
Хедвиг. Да еще бы, это ведь настоящая дикая птица. И ее жалко. Ей не с кем водиться, бедняжке.
Грегерс. У нее нет семьи, как у кроликов…
Хедвиг. Да. Кур тоже много, и все они выросли вместе. А она совсем одинока, разлучена со всеми своими. И вообще над ней точно тайна какая: никто ее не знает, никто не ведает, откуда она.
Грегерс. И, кроме того, она побывала в пучине морской.
Хедвиг (
Грегерс. А как же иначе сказать?
Хедвиг. Да просто: на дне моря или на дне морском.
Грегерс. Ну не все ли равно сказать: в пучине морской?
Хедвиг. Мне всегда так странно кажется, когда другие говорят: в пучине морской.
Грегерс. Почему же? Скажите.
Хедвиг. Нет, не скажу. Это так глупо.
Грегерс. Не думаю; скажите же мне, почему вы улыбнулись?
Хедвиг. Потому что всегда, когда я вдруг так сразу вспомню обо всем там, – все это помещение со всем, что есть там, представляется мне пучиной морской. Понятно, это глупо.
Грегерс. Не говорите.
Хедвиг. Да ведь это же просто чердак.
Грегерс (
Хедвиг (
Грегерс. Да, вы вполне в этом убеждены?
Я, кажется, забрался к вам чересчур рано?
Гина. Что ж, надо же вам куда-нибудь деваться. Да скоро и готово будет. Убери со стола, Хедвиг.
Грегерс. Я слышал, вы умеете ретушировать, фру Экдал.
Гина (
Грегерс. Как это кстати пришлось.
Гина. Как кстати?
Грегерс. Да вот, когда Экдал вздумал сделаться фотографом.
Хедвиг. Мама умеет и снимать.
Гина. Да, довелось и этому обучиться.
Грегерс. Так, пожалуй, вы и ведете все дело?
Гина. Когда Экдалу некогда, то…
Грегерс. Он, верно, много времени посвящает старику отцу?
Гина. Да. И кроме того, разве это дело для такого человека, как Экдал, снимать тут портреты со всех и каждого?
Грегерс. Я то же думаю. Но раз он взялся за это дело, то…
Гина. Господин Верле, конечно, понимает, что Экдал не какой-нибудь простой фотограф.
Грегерс. Положим, но все-таки…
(
Гина. У! Опять они палят.
Грегерс. Они еще и стреляют?
Хедвиг. Это они охотятся.
Грегерс. Что такое?! (
Ялмар (
Грегерс. Так ты и стреляешь на чердаке?
Ялмар (
Гина. Да вы с дедушкой еще наделаете бед с этим левольвером.
Ялмар (
Гина. Ну, от этого оно не станет лучше, я думаю.
Грегерс. Так и ты сделался теперь охотником, Ялмар?
Ялмар. Ну, так, иной раз кроликов постреляем немножко… Больше все ради старика, ты понимаешь.
Гина. Мужчины такой уж народ, им все надо рассеянничать.
Ялмар (
Гина. Ну вот, и я аккурат то же говорю.
Ялмар. Ну! Гм… (
Грегерс (
Ялмар. Это старое ружье отца. Оно уж не стреляет, замок что-то попортился. Но все-таки довольно занимательная штука. Его можно разбирать, чистить, смазывать и опять собирать… Конечно, это все больше отец возится.
Хедвиг (
Грегерс. Я как раз на нее и смотрю. У нее одно крыло что-то повисло, кажется.
Ялмар. Оно и не удивительно, она ведь была подстрелена.
Грегерс. И одну ногу слегка волочит. Или нет?
Ялмар. Пожалуй, чуточку.
Хедвиг. За эту ногу ее собака схватила.
Ялмар. А то вообще она как ни в чем не бывало. И это поистине удивительно, если вспомнить, что в нее попал заряд дроби да еще она побывала в зубах у собаки…
Грегерс (
Хедвиг (
Гина (
