– Сейчас объясню. Только вот убежусь, что вирту ничто не угрожает… Кирилл, это Логвин. Уже три ноль семь. Что с виртом?

– Слава Богу, ничего, – отвечает Кирилл, и я вижу, как прямо на глазах его отпускает нечеловеческое напряжение. Впрочем, люди на нечеловеческие напряжения не способны. Это доступно лишь нам, Хранителям.

– А ты уверен, что ни одна бомба действительно не сработала? Вдруг мы просто пока еще не наблюдаем результатов?

– Ни один детектор никаких последствий воздействия вирусов, грибков и прочей дряни не обнаруживает. Мы можем не видеть сам новый вирус, но всякое разрушение любой конструкции вирта обнаружим почти сразу. Спасибо тебе, Логвин! Если бы не ты – трудно представить, что произошло бы. Тебе, кстати, удалось задержать Заратустру?

– Нет. Но, думаю, это уже неактуально.

– В общем-то да. Наши спецы сейчас разбираются с этим стеганографическим вирусом-грибком. Думаю, через недельку-другую мы уничтожим все споры.

– Будем надеяться. Мне можно не приезжать? Чрезвычайное положение отменяется?

– Да-да, конечно! Отдыхай. И еще раз спасибо за службу. Пока устное, но о его материализации я позабочусь.

– Не смею возражать любимому шефу.

Отключившись, я пристально смотрю на Юрчика.

– Так почему я захочу отдать тебе книгу, которая нужна мне самому? напоминает Юрчик.

– По ее материалам ты делал доклад на форуме у Карлсона, верно?

– Делал. Я собирался диссертацию на эту тему писать. Книга надоумила. Правда, теперь, когда я вот- вот стану…

Оглянувшись на Клео, Юрчик меняет окончание фразы.

– …знаменитым, мне вряд ли захочется заниматься такими мелочами.

– Ты отдашь мне эту книгу в обмен на дозы.

– Какие дозы? – не понимает Юрчик. Еще раз оглянувшись на Клеопатру, он просит: – Клео, ты не могла бы принести нам по паре бутербродов и термос? Что-то я проголодался. А Логвин, насколько я понимаю, не откажется от чая.

– Вот-вот. Сам «Хеннесси» хлестал, а гостю – только чай… Подозрительно посмотрев на нас обоих, Клеопатра выходит из фуры.

– Философского камня, что ли? – спрашивает Юрчик, едва за нею захлопывается дверь.

– Разве гениальность – не отдельный товар?

– Книгу ты мне отдашь в обмен на китайский красный, который принял, считая его философским камнем.

– Китайский… красный?.. – удивляется Юрчик.

– Чайна рэд. Когда-то, до появления виртаина, это был самый страшный наркотик, Эффект привыкания возникает после первой же дозы, та печаль, которую ты уже чувствуешь, – первый признак ломки.

– Вы, даймоны, нас… обманули? – никак не может поверить очевидному Юрчик. – Меня и всех моих друзей? Но зачем?!

Вскочив со стула, он начинает бегать, словно тигр в клетке.

– Затем, что вы представляли огромную угрозу для вирта. А раз представляли – значит и будете представлять. Кроме того, вы слишком много узнали того, чего не должны были знать. А ну как все люди поймут, что ваша реальность – всего лишь виртуальность даймонов? Реал рухнет, как вы это чуть было не сделали с виртом. Поэтому все заговорщики подлежали нейтрализации. Но убить вас всех значило бы привлечь нежелательное внимание. А чайна рэд – абсолютно безупречный с точки зрения закона способ. Все равно что самоубийство. Вы сами, добровольно, примете оставшиеся вам по жизни дозы.

– Мир даймонов – лжив и жесток! – бросает мне в затылок неслышно появившаяся Клео. Никаких бутербродов в ее руках нет – Клеопатра за ними не ходила. Вместо этого она, нимало не стесняясь, подслушивала наш разговор. Воспользовалась тем, что я сижу спиной к двери, и…

Негодяйка.

Заратустра не сводит с Клео восхищенного взгляда. Наверное, эта распутная и лживая женщина сейчас очень красива. Но недолго ей осталось наслаждаться собственной красотой. Оказывается, Юрчик уже успел ей все рассказать. И напрасно: теперь придется убрать и Клеопатру тоже.

– Я объяснял вашему избраннику, что реальность – для нас она вторичная во многом копирует наш, первичный мир. Что внизу, то и наверху. Наш, истинный мир ничуть не более лжив и жесток, чем ваш. Вы, например, устроили целый заговор, чтобы разрушить то, что создавалось десятилетиями упорного труда тысяч людей. Разве это не жестоко? И разве всякий заговор – не ложь в ее первозданном виде?

– А если мы или кто-то из наших друзей сейчас выйдут в вирт и расскажут все о даймонах, о том, что реальность – это всего лишь виртуальность даймонов? – пытается угрожать мне Юрчик.

– То над вами посмеются и посоветуют поменьше смотреть фантастических фильмов. Сюжеты на эту тему еще в конце прошлого века появились – с нашей подачи, разумеется. Теперь мы не боимся, что кто-то раскроет тайну Реальности. Она – секрет Полишинеля, в который никто не верит. Никто кроме вас, разумеется!

Юрчик даже не подозревает, насколько он сейчас смешон. Это надо же было поверить в такую глупость! С его-то коэффициентом интеллекта! Нет, воистину, как только речь заходит о вещах действительно серьезных, местный бог отнимает у обывателей разум.

А скоро Заратустра потеряет не только разум, но и жизнь. Против чайна рэда, как и против виртаина, нет противоядия. И Винтерпол никогда не найдет поставщиков ни того, ни другого, ведь многие из них – Хранители и обладают сверхвозможностями. А наркотики, реальные и виртуальные – наш самый надежный источник доходов.

Может, рассказать обо всем этом Юрчику и Клеопатре? На прощание. Все равно им недолго осталось жить, все равно им никто не поверит, даже если они разместят эту информацию в какой-нибудь гостиной вирта.

Нет, не буду. Во-первых, это было бы нерационально. Во-вторых, категорически запрещено кодексом Хранителей. В-третьих, зачем? Я же не обыватель, который, дабы потрафить чувству собственной важности, готов совершить любую глупость. Я – Хранитель, и этим все сказано. Мы храним Галактику от разрушения, а следовательно – и от распространения любых форм жизни, кроме собственной, потому что только мы – полноценная раса, способная полностью адаптироваться к любой окружающей среде. Все остальные начинают делать невообразимое – переделывать созданную Демиургом Вселенную!

Клеопатра бросается к Заратустре на грудь.

– Юра, что делать?

– Клео! – изумляюсь я. – Не ты ли не далее как вчера говорила о том, что безумно любишь меня? Разве не на моей груди ты должна плакать?

– Я ненавижу тебя! – кричит сквозь слезы Клеопатра. Не люблю смотреть, как красивая девушка плачет… на груди другого мужчины.

– Вот, возьми, – протягиваю я ей капсулу с красным порошком. – Вы будете жить недолго, но счастливо, и умрете в один день. Очень скоро умрете.

Клеопатра берет капсулу.

Вот умничка. Это ее единственный рациональный поступок за все время нашего знакомства. Ведь если бы она не приняла чайна рэд, мне пришлось бы очень скоро убить ее.

Через секунду Клеопатра швыряет капсулу мне в лицо, и я понимаю: эта женщина органически не способна действовать рационально.

Что ж, тем хуже для нее.

Я вскакиваю со стула, выхватываю пистолет и не отказываю себе в удовольствии напоследок спеть:

– Гуд бай, май лав, гуд бай…

– Подожди, Логвин, – останавливает меня Юрчик. – Объясни нам на прощание такую вещь: как вам,