— Так почему ее люди должны думать по-другому?
— Мне не слишком хочется встречаться с ними в бою, — покачав головой, признался Лендис.
Клод невесело усмехнулся.
— Разве мне этого хочется?
— Да, — последовал ответ.
Клод удивленно оглянулся на друга.
— И что вас заставляет так думать?
Глядя вдаль, Лендис ответил:
— Вы знаете не хуже остальных, что на этот раз у нее нет надежды на спасение, что бы она ни говорила. И если бы ее люди пришли к ней на помощь, всем, в том числе и вам, стало бы легче.
Клод угрюмо насупился.
— Чтобы я больше не слышал этого, Лендис. И нечего ссылаться на остальных. Забудьте об Алексис! Женщина, которую мы взяли в плен, — капитан Денти, и капитана Денти мы сейчас везем в Вашингтон! Никому из нас не станет легче от того, что мы будем мучиться и переживать. Мы только утратим бдительность, и она сразу воспользуется этим. Имейте в виду, я разберусь с любым, кто проявит малейшую нерешительность, когда будет приказано вздернуть ее на нок-pee!
Клод зашагал прочь, не заметив что Лендис улыбается ему вслед.
Лендис посмотрел на стоящего за штурвалом Тома Даниелса и по тому, как тот передернул плечами, понял, что он слышал все. И Лендис, и Том, как, впрочем, почти каждый на корабле, сильно сомневались в том, что капитан смог бы подать своим подчиненным пример, если бы повесить Денти приказали ему.
Готовясь ко сну, Клод думал о только что сказанном. Кого он пытался убедить: себя или Лендиса? Разве он властен над сознанием, над чувствами подчиненных? Не мог же он расколоть надвое каждого из своих моряков и раздвоиться сам. Алексис тоже была существом единым. Будучи капитаном Денти, она оставалась женщиной, которую он любил. Засыпая, Клод мечтал лишь о том моменте, когда моряки со «Святой Марии» заставят его действовать, освободив от тягостных раздумий.
Несколько дней прошло в монотонном однообразии. Алексис успела пересчитать количество досок, образующих пол ее каюты. Она успела дать имя каждому следу от сучка на потолке и научилась распознавать стражников по шагам. Она представляла себе лица людей, сменяющих друг друга на посту возле ее двери. Вот это Франк Спринджер, тонкокостный высокий парень с легкой и пружинистой, как и его имя, походкой. А вот его сменщик Майк Гаррисон — увалень, шагающий тяжело, чуть косолапо. Гарри Янга она узнавала по шаркающим шагам, отчего-то ассоциирующимся у нее с его кривоватой усмешкой. Зато Том Даниелс двигался с вальяжной грацией отменного фехтовальщика. Шаги его были почти неслышными, вкрадчивыми. Правда, Алексис не удавалось представить себе походку Форреста, зато он заявлял о себе громким кряхтеньем.
Клод все не приходил, хотя его шаги она узнала бы среди сотни других. В его поступи читался молчаливый вызов, самоуверенная надменность знающего себе цену человека. Победная поступь героя посреди восхищенной толпы. Его шаги звучали как шум аплодисментов.
Как раз сейчас она слышала те самые хлопки, что производили его сапоги, ступавшие по доскам пола кают-компании. Алексис угрюмо отвернулась к окну.
— Мне скучно, — заявила она, когда он вошел в каюту.
— Вы всегда встречаете посетителей этой фразой?
— Я знала, что это вы.
— Но как?
— Ваши зрители объявили о вашем приходе. Оглянувшись и встретив недоуменный взгляд Клода, Алексис снова отвернулась.
— Не обращайте внимания. Знала, и все. Я же сказала, что мне скучно, — раздраженно добавила она.
— А где игрушка, которую я видел здесь пару дней назад? — с ледяной улыбкой спросил Клод. — Та самая, что торчала в двери.
— В моем ботинке. Если хотите, можете взять его себе.
— Нет, спасибо. Развлекайтесь. Пока эта штука не нашла путь к моему сердцу, я спокоен.
Оба они одновременно развернулись навстречу друг другу, словно гладиаторы на арене. Он сел на кровать, она встала у стены.
— Откуда у тебя взялся кинжал? — спросил Таннер, устраиваясь поудобнее.
— Должно быть, его положил в мешок мой юнга.
Алексис продолжала смотреть на Клода так, будто прикидывала, насколько силен враг.
— Это тот мальчишка со щенячьей влюбленностью во взгляде? — небрежно спросил Клод.
— Что ты хочешь этим сказать? — решила подразнить его Алексис. — Предположим, и я замечала, что он немного влюблен в меня. Неудивительно. Он еще не успел привыкнуть, ведь Пич плавал со мной всего пару месяцев.
Алексис едва удержалась от улыбки, вспоминая, как Пич норовил прошмыгнуть мимо нее незаметно. Мальчишка так и не научился готовить ей горячую ванну.
— Они что, все в тебя влюблены? — прищурившись, поинтересовался Клод.
— С чего ты взял?
— Ну, если судить по Пичу, то…
— Лучше оставим это, капитан.
— Я думал, вам действительно скучно. Впрочем, если вам мое общество не по вкусу…
Клода не обманул ее тон; как бы она ни стремилась показать свое безразличие, Алексис очень не хотелось, чтобы он уходил.
— Я пришел предложить вам свободу передвижения по кораблю, если вы дадите мне слово не делать попыток к бегству.
— Вам достаточно моего слова? — тихо переспросила она.
— Разумеется. Вы никогда не лгали мне раньше.
Алексис раздирали сомнения. Свобода перемещения по кораблю для нее, запертой в четырех стенах, была равносильна полной свободе. Она оглядела каюту, затем остановила взгляд на Клоде. Чуть склонив голову набок, тот пристально смотрел па нее.
— Не могу дать вам слова, капитан. Я буду пытаться бежать. Лучше вам держать меня под замком.
— Вы ответили не сразу. Почему?
— Ага, вы предвидели мой ответ.
— Да. Но я думал, что вы скажете это быстрее.
— Значит, вам нравится меня испытывать? — гневно воскликнула Алексис. — Уйдите прочь! Вы мне противны!
— Не верю, — ответил Клод, усмехнувшись.
Алексис смотрела на него в упор.
— Меня тошнит от вас, от ваших пошлых шуточек и грязных намеков! Меня бесит, когда вы оскорбляете Пича и других моих людей, а заодно и меня вместе с ними! Прекратите ухмыляться! Вы напоминаете мне Лафитта. На его лице эта улыбочка, эта вздернутая бровь выглядели бы естественно, даже обворожительно. Но вы, вы смотритесь как уличный мошенник и прощелыга и не внушаете ничего, кроме отвращения!
Едва Алексис упомянула Лафитта, Клод сразу посерьезнел.
— Вам не следует упоминать о Лафитте. Лучше, чтобы никто не знал, что вы с ним знакомы, — без улыбки сказал он.
Казалось, Алексис ничуть не задели его слова.
— Я могу говорить, что захочу и о ком захочу. Лафитт мой друг, и я не собираюсь этого скрывать.
— Для вас может оказаться очень накладно иметь такого рода друзей.
