событий того дня — все подернулось туманной дымкой, все, кроме ее глаз. В тот момент, когда она, казалось, должна была признать поражение, в этих янтарных глазах светился вызов, и сейчас они смотрели на него с тем же выражением. В нем созрело решение раз и навсегда покончить с этим, сделать что-нибудь, чтобы она больше никогда не смела смотреть на него так. Он приучит эту девку к покорности.

— Вы попросили меня замолчать? — холодно поинтересовалась Алексис. — И как долго, по- вашему, я буду хранить молчание?

«Чего я жду? — спрашивала себя Алексис. — Надо только достать нож». Но отчего-то она не могла решиться.

— Честно говоря, я удивлен тем, что вы все еще никому ничего не рассказали. У вас было достаточно времени, чтобы обсудить ваши проблемы с доктором или с моим первым помощником. Мне даже отчасти жаль вас. Вы упустили свой последний шанс. В том, что иных возможностей у вас не будет, можете не сомневаться. Я уже решил, как поступлю с вами. Боюсь, что в адмиралтействе будут обо мне не слишком высокого мнения, если до них дойдет слух о том, что произошло на Тортоле.

— Я не собираюсь жаловаться на вас в адмиралтейство.

Алексис не стала говорить ему о том, что он опасается зря: едва ли за такую провинность его ждало разжалование: самое большее — это выговор или почетная отставка.

— Разумеется. В противном случае вы давно бы сделали это. Скажите мне, как это так случилось, что вы оказались в открытом море вдвоем с этим матросом?

— Это не ваше дело.

— Вы ошибаетесь. Я хочу знать, на каком корабле вы находились? Корабль затонул?

— Откуда мне знать?

— Кто остался на борту? Братья? Семья? Муж?

— У меня нет братьев. Семью мою убили вы. Я не замужем.

— Значит, вы все еще мисс Квинтон. Полагаю, судно, на котором вы плыли, — одно из судов вашей компании. Должен заметить, что если даже вашему кораблю удалось уцелеть во время шторма, ваши друзья на борту наверняка считают вас погибшей.

— Ах вот как — бравый капитан боится!

— Звучит так, будто мне есть чего бояться. Сомневаюсь, мисс Квинтон. Едва ли ваше нынешнее положение на борту моего судна позволит вам воплотить в жизнь ваши угрозы.

Траверс окинул Алексис пристальным взглядом.

— Ваша кожа довольно смуглая. Полагаю, вы много времени проводите вне дома.

Алексис была настолько удивлена неожиданным поворотом разговора, что даже не нашлась, что ответить. Траверс между тем продолжал:

— А как насчет тех следов на спине, оставленных моей плетью? Они зажили?

Зачем он спрашивает о таких вещах?

— Они зажили, но работа ваша все еще видна, если вы это хотите знать.

— Именно так. Все складывается очень удачно — в полном соответствии с моим планом.

— О чем вы говорите?

— Через несколько часов мы достигнем места назначения. Я собираюсь вас там оставить.

— Где именно?

— Это не важно. У вас все равно не будет выбора, — сказал Траверс и с загадочной улыбкой добавил: — Рабам не дано выбирать.

Траверс уже повернулся, чтобы уйти, когда до сознания. Алексис дошел смысл его слов Рабыня! Он собирался избавиться от нее, продав ее в рабство! Сомнений не осталось. Теперь она готова была сделать то, что следовало сделать с самого начала. Алексис достала кинжал и легко подбросила его на ладони. Приготовившись к броску, она окликнула Траверса.

Увидев клинок, тот инстинктивно пригнулся, но Алексис заранее подготовилась к этому движению и метнула оружие чуть ниже той точки, где должно было находиться сердце Траверса. Чего она никак не могла учесть — так это того, что в момент броска в свою каюту вернется Ян Смит. Ничего не подозревая, Смит не стал стучать — в результате он, спасая жизнь своего капитана, едва не лишился собственной.

Алексис уже ничего не могла изменить. Клинок находился в воздухе в тот момент, когда Смит возник на пороге. Она с ужасом смотрела на то, как Траверс, сбитый с ног своим помощником, летит на пол невредимый, а клинок вонзается в живот несчастного лейтенанта.

Не спуская глаз с Алексис, Смит попятился к двери. Еще до того, как лейтенант упал, Алексис, оказавшись рядом, подхватила его и осторожно опустила на пол. Траверс тем временем успел вскочить на ноги и стоял над ними с перекошенным лицом и сжатыми кулаками. Взгляд его как магнит притягивала торчащая из тела лейтенанта рукоять кинжала, предназначавшегося для него, Траверса.

— Паскуда! — прошипел Траверс и замахнулся на Алексис. Алексис подняла голову, прямо глядя Траверсу в глаза и не пытаясь уклониться от удара.

— Ну, решайтесь скорее, бить или не бить. И пошлите срочно за доктором!

Несколько мучительных мгновений, показавшихся Алексис вечностью, Траверс стоял неподвижно. Затем рука его медленно опустилась. Но когда он покидал каюту, Алексис знала, что Траверс всего лишь отложил время своего торжества. Она промокнула испарину на лбу Смита и, покачав головой, с глубокой грустью в голосе сказала:

— На вашем месте должен был быть он. Я не хотела вам зла.

Слезы ее упали лейтенанту на грудь. Превозмогая острую боль, он спросил:

— Почему? Почему вы его так ненавидите?

— Не сейчас. Вам нельзя говорить. Пожалуйста, не умирайте. Тогда и я не смогу жить. Я никого никогда не убивала, а если и желала смерти, то только ему одному!

Смит слабо улыбнулся, сжав ладонью рукоять ножа.

— Я буду жить, если вы расскажете мне правду.

— Что вы хотите знать? — С тоской она глядела сквозь влажную завесу слез на это бледное лицо, вовсе не казавшееся больше мальчишеским, на эти черты, искаженные болью… — Что конкретно?

— Ваше имя.

Алексис наклонилась над ним, касаясь губами мочки его уха. Хриплым от волнения голосом она назвала себя. Когда она подняла голову, чтобы увидеть в его глазах удивление, может быть, страх от столь ошеломляющей новости, она не увидела ничего: глаза лейтенанта были закрыты. Он потерял сознание.

Алексис не протестовала, когда ее увели от раненого. Она не возмущалась и тогда, когда ее отвели в небольшую каморку рядом с кладовой и заперли там. Сидя в уголке и прислушиваясь к звукам шагов уходящих матросов, Алексис гадала, сколько еще ей суждено промучиться до того, как Траверс сумеет от нее избавиться. Но о чем бы она ни думала, перед ней стояло одно лицо — лицо несчастного лейтенанта. На время она забыла о существовании Траверса, всего остального мира и даже Клода.

— С ней проблем не было? — спросил Траверс своих людей, когда они вернулись. — Отлично. Держитесь от нее подальше. И передайте каждому, чтобы никто не смел даже приближаться к этой дряни. Она ненормальная! Она хотела убить меня!

Смита успели уложить в постель, и врач хлопотал над ним.

— Будет жить? — спросил Траверс.

— Я думаю, да, капитан. Рана не так опасна, как можно было ожидать.

— Держите меня в курсе относительно него.

— Я хотел узнать насчет девушки, — решился спросить Джексон. — Надо ей что-нибудь принести? Пищу? Воду?

— Нет! Ничего! Ей ничего не нужно! Я же сказал: она сумасшедшая!

После ухода капитана Джексон, промывая рану больного, с недоумением спрашивал себя, кого хотел Траверс убедить своим криком о невменяемости девушки: себя или его, врача?