у нее из руки накладную, витиевато подписался. – И знаете, Бог с ним, с шоколадом. Даже если что-то поломалось. У меня нет ни малейшего желания гонять вас туда-сюда в такую погоду.
– Мне будет спокойнее, если вы все-таки посмотрите, – настаивала она. А вдруг все окажется в порядке? Тогда ей нет никакого резона считать его благодетелем. – Я должна сказать Долли, чтобы она исключила из вашего счета попорченный товар.
Джо пожал плечами и взялся за сумку.
– Если вы так настаиваете…
С первой коробкой все оказалось в порядке. Только несколько миндальных крошек осыпалось на дно. Но когда Джо открыл «Морской гребешок», Энни едва не вскрикнула. Все изящные, нежные раковинки превратились в бесформенную массу, а жемчужное ожерелье раскатилось по бусинкам.
Джо довольно долго разглядывал содержимое коробки. Затем пожал плечами:
– In arena aedificas. Что по-латыни означает: «Если строишь дом на песке, будь готов к тому, что он рухнет». Как бы там ни было, это не пропадет. Мои ребята едят все, что не ползает.
Понимая, что он изо всех сил пытается загладить свое грубое поведение в самом начале, Энни решила улыбнуться.
– Вы недавно в Нью-Йорке? – спросил он утвердительным тоном.
– Ну… разве это заметно?
– Ваша улыбка. Это же западные штаты, Миссисипи!
Надо же, заметил!
– А как улыбаются в Нью-Йорке?
– Как на рекламе зубной пасты.
Она усмехнулась:
– Вы такие тут непростые?
– Скорее слишком прижимистые. Вот поживете здесь подольше – сами увидите.
Энни поднялась.
– Мне пора. Домой надо. – У двери остановилась и обернулась. – Да… спасибо вам.
Она была уже у выхода на улицу, когда он крикнул:
– Постойте! Что еще?
Он промчался мимо, одним махом взлетев на лестницу, ведущую, видимо, в салон ресторана, и через мгновение вернулся с большим пластмассовым судком.
– Во искупление своего безобразного поведения, – сказал он, подавая подарок с таким видом, словно это царская корона. – Счастливого Рождества!
Почувствовав внутри какое-то движение, она подняла крышку. Огромный омар с клешнями, перевязанными резинкой, шевелился в воде на пучке водорослей. Она так испугалась, что чуть не выронила судок. Но взглянув на Джо, в его притягательное, несимметричное лицо, в зеленовато-карие глаза, полные искреннего желания угодить, поняла, что это не розыгрыш.
Но, Боже мой, что она будет делать с этим чудовищем? У нее нет даже такой кастрюли, чтобы он туда влез. Подумать только, ей столько всего нужно и так много хочется, что кажется, нет такой вещи, которая бы не пригодилась. И вот – надо же ему было выкопать именно то, что ни в какие ворота не лезет!
– Да… спасибо, – с усилием произнесла она, слегка краснея. – Надеюсь, он окажется… ну, вкусным.
– Он готовится со сливочным маслом. И, конечно, – лимон.
– Спасибо, поняла.
– Не за что. И – не поминайте лихом!
С трудом пробираясь сквозь снегопад к подземке на Четвертой Западной и размышляя, как отнесется к этому созданию Лорел, которая переживала, даже если случайно наступит на муравья, а ведь омаров варят живыми, Энни увидела, что какой-то человек продает с грузовика елки. Сердце у нее заныло. Ах, если бы удалось достать елку! Этот омар по стоимости вполне мог окупить маленькую елочку, но где же его продать?
Внезапно ее осенило.
Она решительно направилась к машине. Бородатый жилистый дядька в красной клетчатой куртке лесоруба, стоя в кузове грузовика, прибивал крест к стволу пушистой елки.
В знак приветствия он помахал ей молотком.
– Чем могу служить, мисс?
«Только бы согласился!» – мысленно молилась она.
– Понимаете… Я только хотела спросить… может быть, вы отдадите мне одну маленькую елку за… за…
– Что там такое? – Он опустил молоток.
Энни открыла судок и подняла вверх, чтобы можно было разглядеть содержимое.
Он посмотрел на нее так, будто в судке лежал кусок зеленого сыра, упавшего с луны. Но потыкав пальцем и убедившись, что омар еще шевелится, согласился дать в обмен самую неказистую тощую елку, которую иначе вряд ли ему удалось бы пристроить, – и сделка была совершена.