И папорот звездится,

Горят смеясь цветы.

Мы, девушки, с глазами,

Горящими, как в храме,

Мы с жадными губами,

С волнистостью волос.

Дома покинув наши

В лесу мы вдвое краше

И сердце в нас зажглось.

По чаще мы блуждали,

Как дети, бес печали

Мы травы собирали,

И был душист их рой.

В стихийном очищеньи

И в огненном крещеньи

Пропели мы в смущеньи

Напев заветный свой.

Ту песнь с напевом пьяным

Припоминать нельзя нам,

Да будет скрыт туманом

Тот свет, что светит раз,

Но мы, как травы, знаем,

Чей ум мы опьяняем,

И каждый бредит раем

При виде наших глаз.

А прислуга Наташа сплела себе венок из двенадцати разных трав, чтобы надеть его на голову перед тем, как идти спать: лютики, клевер, маргаритки, крапива, зверобой, дикая петрушка... Ей хотелось в вещем сне увидеть свое счастье, ведь счастье и судьба — синонимы в этих краях.

Я разговаривал с Наташей и она сказала мне:

'В Евангелии написано, что сегодня в полночь в лесу расцветут двенадцать цветов, и один из них — цветок счастья. Много людей ходит его искать'.

Порог нашей избы был завален травами, и бедняга орел, наверно, не мог понять, что происходит. По словам хозяйки, это делается для того, чтобы дом получил благословение. Сама она возьмет охапку из всех двенадцати видов трав и в полночь отправится кормить свою корову.

'Корова хворает, — сказала она, — бок у нее раздуло. Ревет, будто не корова, а машина. Говорят, что это политические, студенты и безбожники, которых власти сюда присылают, травят коров, но я этому не верю'.

На Севере России живут сотни политических узников, высланных из более южных районов под административный надзор.

'А я верю, — сказала Наташа. — У них дурной глаз'.

'Что за пустяки! — ответила Khosaika, считавшая себя просвещенной, поскольку прожила какое-то время в пригороде Архангельска. — Какие пустяки! В 'политических' никакого вреда нет, они пострадали за нас, они хотят, чтобы у нас было больше денег, и говорят, что правительство и помещики должны дать нам больше земли. Я знаю, я не всегда жила в деревне'.

'Все равно, как такого увижу на дороге, так бегу, — сказала Наташа. — Худые они люди, не молятся. Бог им не помогает. В Кехте в прошлом году многих коров раздуло, и фельдшер сказал, что то, должно быть, порча. Мужики побили студента, а полиция послала одного в тюрьму, да все равно они были рады, поп сказал, что это не грех'.

'Все пустяки! Никакой порчи тут нет. Коровы часто так хворают. Надо окропить их святой водой и помолиться. Я возьму травы на остров, покормлю корову в полночь, а она и поправится'.

'Кстати, — сказал я, — кехтенский поп сейчас трезвый?'

'И то, — отвечала она, — трезвый'.

'В таком случае я тоже пойду завтра и посмотрю, как это все происходит'.

Мы долго проговорили в тот вечер. Хозяйка показала мне огниво и кремний, которые она еще использует, когда у нее нет спичек, рассказала мне о временах своей матери, когда спички действительно были редкостью, и ранним утром можно было увидеть полуодетую старую babushka, сидящую посреди золы, оставшейся от угасшего огня, и отчаянно пытающуюся раздуть огонь снова.

Наконец, добрая женщина пошла вниз к лодке с полной охапкой травы в руках, чтобы кормить свою