больную корову. Было видно, как она гребет по тихой воде в странном сумерке полночи.

Деревня не спала. Из многих бань шел дым. В деревне несколько бань, их совместно используют две-три семьи. В этих ужасающе жарких купальных комнатах парятся и старые, и больные. Я видел, как голый человек выбежал и забежал обратно — видимо, дым выедал ему глаза. Знает ли читатель, что такое 'черная' баня? Если не знает, он счастливчик. Но любой мужик скажет ему, что истекать потом в течение часа в дымном и парном пекле, держа веник на голове, а другой рукой поливая горячей водой так, чтобы драгоценная смесь стекала вниз, помогает лучше любого лекарства.

Я взобрался на пригорок и пошел вдоль лесной опушки прочь от деревни. Вослед мне слышалось странное стенающее пение девушек, певших праздничные песни, и малоприятный звук отдаленной гармошки. Полуночное гуляние началось. Веселье и выпивка царили в деревенских избах, где водка, болезнь Севера России, победила старые обычаи и суеверья. Однако, в других, тихих избах под венками из двенадцати диких трав люди ждали вещих снов. Видимо, они думали, что каждый цветок означает одного из апостолов... По лесам бродили те, кто ищет счастья, и я тоже бродил там. Сосны бросали на мох легкие тени, цветки шиповника горели на кустах. Все молчало, только вдали слышались звуки пения. Ночь была необычно тепла, и, как только я останавливался, на руки и лицо садились комары.

Я не ушел далеко. Опасно углубляться в этот лес, что тянется к востоку на целую тысячу верст. Седые ели одновременно пугают и восхищают. Внезапно деревья начинают расти гуще, становясь плечо к плечу, как бесконечные ряды воинов на холме в ночи. Они растут так тесно, что их ветви переплетаются вверху, накрывая весь лес, и потому не только ночью, но и ясным днем здесь царила полная тьма. Я смотрел назад, где был свет, что я оставил за собой, и затем во тьму, что ждала меня впереди, как будто это было прошлое, известное мне, и будущее, сокрытое от меня. Далее в лесу, в темноте, цвели цветы судьбы, цветы счастья. Заглядывая в абсолютно темное будущее, окруженный тем, что мне было уже известно, я увидел яркие цветы и сорвал тот, что мне приглянулся более других. Говорят, что цветок счастья — единственный. Пусть так, но этот цветок был мой, а другие цветы принадлежали другим. Весь мир был в поисках в ту ночь, и если кто не находил счастья, то не оттого, что цветка там не было, но оттого, что глаза его не могли различить цветка, или оттого, что он не понимал, как это понимали Наташа и сестры ее, что Судьба — это синоним Счастья.

~

Глава 6

ПРОПОВЕДЬ О КОНЦЕ СВЕТА

Наутро Khosaika подшучивала над Наташей, спрашивая, видела ли та своего будущего мужа. Прислуге было только шестнадцать лет, но замужество уже приближалось. Скорее всего, мужа она и желала видеть, потому что в здешних краях нет никакой радости оставаться незамужней. Наташа уже задумывается о собственном хозяйстве, ворча по поводу необходимости работать в чужих людях. Вопрос Khosaika ее сконфузил, и та сказала: 'Мы пойдем сегодня на праздник; может, кто тебя пригласит'.

Настал праздник Иванова дня, великий день выхода на улицу, gulanie, как это здесь называется, и многие холостяки в этот день ищут себе жен. В Кехте молодые люди прохаживались мимо разодетых девушек, выбирая, какая из них им больше подходит. Приближалось время жатвы, и было очень выгодным заиметь жену. Тем более год обещал выдаться очень хорошим, а чем больше рук в поле, тем богаче урожай.

'Только будьте поосторожнее, — сказала Khosaika. — Мы-то мирные и честные, никогда и дверей на ночь не запираем, а там каждый третий — вор да колдун. Мы ложимся в восемь часов вечера и встаем в два утра, а они там шляются по улицам и пьют, как будто в городе на бульваре, до полуночи. И встают, когда солнце уж высоко стоит. Все там язычники да Raskolniki, а прошлым летом из леса вышел человек, так он заставлял людей вешаться, вот какой чародей. На нашем берегу кехтинских не уважают'.

Удивительно, почему это люди, живущие на разных берегах реки, обычно не любят друг друга. Ни одна граница так не разделяет, как река, из-за рек вспыхнула не одна война. И, разумеется, в Кехте говорили о бобровских еще похуже.

Поскольку нынешний праздник был кехтинским, я переправился через реку вместе с семьей, направлявшейся навестить родственников. Дул свежий ветер и мы поставили двойной парус; впереди лодки сидела женщина, правившая веслом — на речных лодках здесь не бывает руля — а парочка детей вычерпывала берестяными мисками воду из лодки, та отчаянно текла. Я сидел на 'носу', закутавшись в теплое пальто и смотрел, как мы боремся с волнами.

There was a storm on the Dwina ; it was no longer a calmly rippling river, but a wild ocean full of crested waves. We rose to the height of high waves and then fell with a rush into the undulations between. The water splashed over us. The exciting waves with the big white backs, the children called sheep, barani, and we counted the little waves in between.

В Кехте я зашел к священнику, но он оказался на поле, и когда я вышел за деревню, то столкнулся с возвращающейся процессией с хоругвями, крестами и иконами. Молитвы об урожае уже вознесли. Я, было, разочаровался, но тут началось гуляние и пение. На кладбище причитали и рыдали над могилами деревенские девушки, таким образом они умиротворяли усопших, как бы им соболезнуя — то древний северный обычай. После этого они пошли по деревенской улице, где к ним присоединилось вдвое больше народу, продолжая причитать и распевая купальные песни. Никогда прежде я не слышал такого неприятного визгливого звучания, выдаваемого за пение.

Молодые люди зажгли Ивановы костры, пережиток поклонения огню, и принялись прыгать через костер. Однако, Кехта выполняла все обряды как-то равнодушно. Водка заняла теперь место других развлечений, одни лишь женщины оделись в самые яркие наряды, гуляли и пели, а когда устали гулять, уселись в длинный ряд на сосновые бревна у изб и пели дальше. Прошел мимо шатающийся пьяный солдат, потом трое застенчивых парнишек, подвывавших песне и хихикавших; затем еще трое-четверо, сопровождавших молодого человека с гармонью, играть на которой он не умел, потому что Архангельская губерния самая немузыкальная в России; потом еще один шатающийся пьяница. После по поводу одного из застенчивых пареньков с некоторыми девушками поговорит svakh. svakh — человек, устраивающий браки. Считается, что желающему жениться молодому человеку неделикатно спросить девушку самому, а ухаживание — вообще неслыханная и непонятная вещь.

Я зашел в избу, попросил поставить самовар. Я назвал дом избой по привычке, а на самом деле то был большой двухэтажный дом. Сидя у окна на верхнем этаже, я наблюдал за улицей. Пока я пил чай, появились дети одиннадцати-двенадцати лет и стали играть в шары, используя толстую палку в качестве биты и сосновый кубарь как мяч. Монотонное визгливое пение и гулянье продолжались, хотя время от