собой лишь реплику о пользе просвещения, дивно сросшуюся с приказом. Поэтому Еропка предпочел сменить тему, благо повод имелся:

– Меня господин Кривцов прислали. Просят вас наверх.

– Так бы сразу и говорил.

Кривцов оказался на мостике. Молча протянув Лопухину бинокль, он проронил лишь одно слово:

– Мачты.

Лопухин долго всматривался в горизонт. Мешали солнечные блики. Растрепанное облачко собралось было закрыть ненадолго солнце, но раздумало, проплыло мимо. И все же Лопухин увидел.

Не мачты – верхушки мачт. Ну и глаза у Кривцова! Хотя, наверное, чужака обнаружил матрос, сидящий в «вороньем гнезде»…

– Пустое, вряд ли мы его догоним, – высказал мнение граф.

– Пусть уходит, – согласился Кривцов. – Но откуда он идет?

И Лопухин молча обругал себя за недогадливость. В самом деле, если корабль уходит в открытое море, то есть прямой резон проверить место, откуда он предположительно отчалил.

Возможно, там ничего нет, кроме голых скал. Возможно, там песчаный или галечный пляж, где исландцы килевали свое судно. Возможно, там нищая деревушка и ничего более.

И все же есть шанс, что не придется огибать Гренландию в поисках достойной цели.

Похоже – последний шанс.

– Прикажете разводить пары? – спросил Кривцов.

– И немедленно.

Устье фиорда – узкое, стиснутое округлыми, отшлифованными древним ледником гранитными скалами, пряталось за крутобоким островом. Если держаться мористее, как сделает всякий капитан, не желающий распороть брюхо судна о камни или потратить уйму времени на промеры глубин, то пройдешь мимо и не заметишь.

– Хорошее место, – только и сказал Кривцов.

Лопухин молча согласился. Сама природа создала в этом забытом богом краю идеальное убежище. Правда, еще не доказано, используется ли оно пиратами.

Скоро все выяснится.

Паруса были убраны. Размеренно и неспешно дышала машина. Баркентина входила в устье фиорда малым ходом.

– Нашли, – вновь подал голос Кривцов. – Здесь их база.

– Почему вы так думаете? – спросил Лопухин. При всей своей наблюдательности он не замечал на берегах ни малейших признаков присутствия людей.

– Цвет воды. Это не речка несет в залив ил. Это портовая вода.

Моряку, надо думать, виднее. Лопухин не стал возражать, но лишь спустя пять минут убедился: Кривцов прав. Отливное течение пронесло у самого борта масляное радужное пятно.

Здесь они. Береговых батарей пока не видно, но это ничего не значит. В таком уединенном месте их может не быть вообще. Не исключено, что дозорная служба также поставлена из рук вон плохо. Если же это не так, коменданту уже докладывают: корабль его величества «Ulisses» входит в гавань. Британцы здесь такие же нежелательные гости, как и все прочие, но нападут ли норманны первыми?

Судно готово к бою. Но орудийные порты пока закрыты.

– Еще раз выслушайте и хорошенько запомните, капитан, – сказал Лопухин, нарочито не именуя Кривцова мичманом, – никто и никогда не должен узнать о том, что мы сейчас сделаем. Никто и никогда. Ни при каких обстоятельствах. Ни в России, ни тем паче за ее пределами. Это не только в интересах России – это в ваших личных интересах.

– Последнего вы могли бы не говорить, – отозвался Кривцов. – Впрочем, мне все ясно. Не знаю, ясно ли команде.

– С командой я поговорю потом.

Четверть часа протекли в ожидании. Временами фиорд сужался так, что поставь судно поперек – застрянет меж гранитных утесов. Рулевой управлял штурвалом кончиками пальцев. Вода уходила в море с отливом, и навстречу течению медленно продвигалась баркентина с трепещущим на грот-мачте Юнион Джеком.

Перешли в рубку.

– Вон за тем поворотом, – указал Кривцов.

– Почему вы так думаете?

– Чувствую. Хотите пари?

Лопухин покачал головой – учиться можно и без ущерба для кармана. Миновали поворот.

– А зря отказались, – с досадой констатировал Кривцов. – Вы бы выиграли.

Гавань открылась за следующим поворотом. Фиорд здесь расширялся, образуя котловину, со всех сторон закрытую горами. Только что не было ничего, кроме моря, неба и скал – и странно нереальным казался поселок, раскинувшийся на пологом левом берегу, длинные дома без окон и труб, жилые домишки с дымками над крышами, причалы из заполненных камнями срубов. Хотелось протереть глаза.

– Это док? – спросил Лопухин, указав рукой на несуразно-громоздкое бревенчатое сооружение с воротами, наполовину стоящее в воде. Темная полоса на бревнах показывала максимальную силу прилива.

– Он самый, и в нем стоит двухмачтовое судно. С дока мы и начнем, если не возражаете.

– Командуйте, капитан.

Странно пусто было на душе у Лопухина, когда баркентина разворачивалась, занимая удобную позицию для обстрела пиратской базы, когда сыпались команды, когда злые хохотки – «Поквитаемся!» – висели в воздухе вместе с грубой бранью, когда с носа и кормы шлепнулись в воду два якоря…

– Левый борт, к бою!

Лопухин знал: сейчас открываются пушечные порты. Он видел, как на берегу мечутся люди, словно в потревоженном муравейнике, и догадывался, что многие из них ни разу в жизни не выходили в море на разбой. И тем не менее именно на их жилища упадут снаряды, как только пушки разнесут вдребезги док. Нет сторонних, нет непричастных. Праведную ярость матросов не остановить – и не надо. Око за око.

Но главная пилюля приготовлена для англичан – британский флаг должен быть хорошо виден с берега, и после обстрела останутся живые свидетели. Тут тоже око за око. Глупо ведь пользоваться только разрешенными приемами в борьбе с противником, который не гнушается никакими средствами. Либо опускайся до его уровня, либо мирись с поражением. Иного выбора просто нет.

Палуба вздрогнула – грянул первый залп.

И вмиг исчезла пустота в душе, остались позади все сомнения. Возможно, в эту минуту вся мировая история, качнувшись, как курьерский поезд на стрелке, свернула и побежала по другому пути. Кончено. Когда Рубикон позади, незачем ворошить прошлое – надо думать о том, что будет дальше.

А ведь что-то будет.

«Галисийка». (Здесь и далее – прим. авт.)

Аблегация – удаление из отечества под благовидным предлогом.

В своем праве (лат.).