На выстрел сбежались. Явился Враницкий и официальным тоном потребовал объяснений.
– Конечно, Павел Васильевич. Благоволите собрать офицеров в кают-компании. Скажем, через четверть часа. Объяснения будут даны. Цесаревич? Его я не стал бы беспокоить…
Через четверть часа в кают-компании собрались все офицеры, за исключением оставшегося на вахте Батенькова. Присутствовал даже лейтенант Гжатский, обыкновенно предпочитавший проводить свободное время в мастерской. Некоторые офицеры были вытащены из постелей и глядели хмуро – первые пять минут. Затем невероятные сведения, сообщенные Лопухиным, начали оказывать свое действие: глаза расширились, зевки в ладошку прекратились, сна как не бывало.
– …Итак, господа, под личиной скромного вестового скрывался опытный британский агент. Злодейский умысел лже-Иванова сводился к следующему: при помощи тайной диверсии лишить корвет машинного хода, сделав его легкой добычей исландцев. Нет сомнения, что маневры британского флота в Ла-Манше преследовали только одну цель: заставить нас обогнуть Британские острова с севера. И в этом, надо отдать им должное, они преуспели. – Граф иронически поклонился Пыхачеву, отчего тот сразу насупился и заерзал на стуле. – Без сомнения, лже-Иванов в силу своих обязанностей вестового имел мало возможностей лично осуществить диверсию. Мне давно стало ясно, что у него имеется сообщник. Задача состояла в том, чтобы выявить и обезвредить обоих. Для этого мы с полковником Розеном спустились в машинное отделение, предварительно напугав лже-Иванова угрозой разоблачения. У него не осталось иного выхода, кроме как по-тихому убить меня, поскольку он не знал об участии полковника в этом деле, и скрыть труп на несколько часов, по истечении которых находка оного уже не будет иметь никакого значения. Обращаю ваше внимание, господа: у нас в запасе мало времени. Никто не хочет сказать что-либо по этому поводу? – Лопухин обвел взглядом присутствующих, особенно задержавшись на Пыхачеве. Не дождавшись ответа, пожал плечами: – Нет? Ну что ж, я продолжаю. Подстеречь меня было проще всего на трапе, ведущем из машинного отделения на батарейную палубу. Вы знаете, что оба эти помещения в то время пустовали. Мне было совершенно ясно, что отсутствовать полчаса или час лже-Иванов не сможет, его просто-напросто хватятся. Следовательно, убийство должен совершить его сообщник. Лже-Иванов отлучился в кубрик, что заняло совсем немного времени, отдал сообщнику соответствующее распоряжение и спокойно вернулся к своим обязанностям. Однако мы с полковником нарочно решили затаиться и выждать. Шло время, вот-вот должна была смениться вахта, когда на батарейной палубе легко мог появиться кто-либо из команды, и лже-Иванов встревожился. Отлучившись еще раз, он уяснил суть проблемы и решил пойти на риск – лично покончить со мною. Для этого он, разумеется, выбрал путь не через батарейную палубу, где был бы сразу обнаружен нами на трапе, и не через кубрик, а через кормовые трюмы. Повторяю: ему не было известно, что нас двое. Не знал он и того, что справиться со мною в рукопашном бою довольно трудно. Дальнейшее вам известно, господа: не преуспев в задуманном, агент кинулся к трапу, где был убит сообщником, не успевшим сообразить, на чью голову он опускает кувалду. Полагаю, лже-Иванов шел на это сознательно и в некотором роде совершил самоубийство чужими руками. Признаюсь, я недооценил его. Достойный и в определенном смысле заслуживающий уважения противник. Умер, чтобы не поставить свою страну в стыдное положение. Вопросы есть, господа?
Кто-то задвигался, кто-то закряхтел, кто-то произнес глубокомысленное «н-да.». Членораздельно возразил один Пыхачев:
– Петька Иванов – британский агент? – Глаза каперанга сердито сверкнули. – Унтер-офицер на моем корвете – пособник британского диверсанта? Чушь! Не верю!
– Зачем же верить или не верить, когда можно убедиться? – терпеливо сказал Лопухин. – Не угодно ли? Извольте. Эй, там, арестованного сюда!
Выглянув за дверь кают-компании, Розен кивнул. Тотчас два дюжих морских пехотинца ввели связанного машинного квартирмейстера.
– Господин Забалуев, – сказал Лопухин, глядя в угрюмое лицо арестованного, – я от души советую вам покаяться во всем. И немедленно.
Забалуев молчал.
– Не желаете отвечать? Хорошо-с. Тогда я умываю руки. – Иллюстрируя сказанное, Лопухин в самом деле потер ладонь о ладонь. – Мне искренне хотелось вам помочь, но увы. Судя по пломбам на зубах покойного господина Иванова, уж не знаю, как его настоящая фамилия, а также по некоторым другим признакам, на которых я не имею времени останавливаться, вы намеренно лишили жизни британского подданного. А вам, Забалуев, было известно, что он англичанин?.. Нет?.. Впрочем, это не имеет значения. Я мог бы спасти вашу жизнь, передав вас российскому правосудию, и вы отделались бы всего-навсего каторгой, но вы сами не хотите себе помочь. Что ж, как вам будет угодно-с. Мы зайдем в Шотландию и в порту Дернесс передадим вас местным властям. Вам известно, что в Британии делают с убийцами? Их вешают, причем не слишком-то гуманным способом. Я расскажу вам. Правильно вывязанный узел, помещенный за ухом казнимого, при резком рывке обыкновенно ломает позвонки несчастного, избавляя его от излишних страданий. Но у англичан не принято ни вышибать из-под ног осужденного табурет, ни распахивать под ним люк. Дюжий палач – вы слушаете? – тянет веревку, пропущенную через блок. Именно палач решает, умертвить ли висельника резким рывком или позволить ему поплясать в петле, медленно задыхаясь. Лично вы что предпочитаете?
На лицах офицеров читалось отвращение. Лопухин, казалось, не замечал этого.
– Конечно, судья может шепнуть палачу, чтобы тот проявил милосердие к казнимому, – скучным голосом продолжал он, – но в вашем деле я, признаться, не вижу к тому никаких резонов. Вы ведь даже не англичанин. Вы для британского правосудия скиф из немытой России, дикарь, убийца самого низшего пошиба. Полчаса на разбор дела, приговор, последняя ночь в камере – и пожалуйте на самое возвышенное место в тюремном дворе, откуда вас всем будет видно. У заключенных так мало развлечений! Вашей пляске в воздухе будут рукоплескать, жаль, вы этого не услышите…
– Меня сейчас стошнит, – тихонько пожаловался Корнилович Тизенгаузену. – Если наш цербер скажет еще хоть слово…
Но тут и Забалуев показал, что тоже не обделен живым воображением.
– Ваше сиятельство! – завопил он, с грохотом рухнув на колени. – Я не хотел! Спасите меня, ваше сиятельство, не выдавайте! Все как есть расскажу, только не погубите! Вот вам истинный крест!..
Перекреститься, однако, ему мешали связанные за спиной руки.
– У лже-Иванова были на корвете другие сообщники? – грозно спросил граф.
– Не могу знать, ваше сиятельство. Кажись, нет. Разве из палубных кто али из комендоров? Из трюмных – точно нет. Я бы знал.
– Чем Иванов тебя купил? Деньгами?
– Деньгами, вашескородие! Сто целковых дал в задаток и еще четыреста обещал. Задаток-то я еще из Кронштадта своей бабе в деревню послал, корову купить…
– Он тебе объяснил, для какой цели ему понадобилось лишить корвет машинного хода? – Забалуев отчаянно замотал головой. – Неужели нет? А сам-то ты не догадывался, чем для нас обернется поломка редуктора в здешних водах? Тоже нет?
– Догадывался, ваше сиятельство, – с натугой выдавил из себя квартирмейстер и повесил голову.
– Как же ты, холодные твои уши, не взял в расчет, что, атакуй нас пираты, ты был бы либо убит, либо пленен? В шахтах Шпицбергена жизнь не сахар.
– Он обещал, что злодеи пиратские меня не тронут, – тихо произнес Забалуев.
– А на товарищей тебе плевать? Хорош гусь. За пять сотен предать своих – тьфу! Жаден и глуп. Да на кой черт англичанин стал бы о тебе заботиться? Нет человека – нет проблемы. Уразумел?
Забалуев всхлипнул.
– Уведите его, – приказал Лопухин. – Господин старший офицер, прошу вас приискать на корвете хорошо запирающееся помещение для этого… для этой протоплазмы. Пусть посидит под замком до самого Владивостока. Пожалуйста, проследите.
– Сделаем, – козырнул Враницкий. – Со свободными помещениями у нас туго, но для этого найдем. Канатный ящик для него в самый раз будет. – Высунувшись за дверь, он гаркнул: – Эй, боцман!
Забалуева увели.
– Ну и гнида же! – вырвалось у Канчеялова. – Всех бы погубил. А мы с ним еще либеральничаем. Привязать бы ему на шею колосниковую решетку – и за борт!