членов, решение было принято задолго до заседания.

Дэнни вышел на свидетельское место последним и прекрасно исполнил свою роль, балансируя на грани между отрицанием вины и демонстрацией раскаяния.

— Я осознал свои ошибки и извлек из них урок, — заявил он, словно изнасилование и убийство были всего лишь опрометчивым поступком, никому не нанесшим существенного вреда. — Я повзрослел и поумнел, — заверил он.

Далее из речи следовало, что в тюрьме он был сущим ураганом позитивной энергии: добровольно работал в библиотеке, пел в хоре заключенных, помогал клеймить скот на парчменской животноводческой ферме, а также организовывал бригады заключенных, которые разъезжали по школам с профилактическими лекциями о пагубности противоправных действий.

Два члена совета слушали, один продолжал дремать, остальные двое пребывали в полугипнотическом состоянии, их мозги были явно отключены.

Дэнни слез не проливал, но завершил свою речь страстной мольбой об освобождении.

— Сколько свидетелей противной стороны присутствует в зале? — вопросил Джетер.

Я встал, осмотрелся, убедился, что никого из представителей округа Форд по-прежнему нет, и сказал:

— Насколько можно понять, только я.

— Вам слово, мистер Трейнор.

Я понятия не имел, что говорить, а равным образом не знал, что допустимо, а что нет на подобном форуме. Но, основываясь на том, чему только что был свидетелем, решил, что могу говорить все, что мне, черт возьми, заблагорассудится. Толстяк Джетер, несомненно, призовет меня к порядку, едва я преступлю границу запретной территории.

Я посмотрел на членов совета, стараясь не обращать внимания на волками уставившихся на меня Пэджитов, и приступил к подробному описанию изнасилования и убийства. Я выложил все, что помнил, особо подчеркнув факт присутствия малолетних детей при всех или части чудовищных событий.

Я ожидал, что Люсьен попытается меня перебить, но в лагере противника царила мертвая тишина. Еще недавно пребывавшие в коматозном состоянии члены совета внезапно очнулись и не сводили с меня глаз, впитывая ужасающие подробности моего рассказа. Я описал раны, нарисовал душераздирающую сцену кончины Роды на руках мистера Диси и напомнил ее дважды повторенные последние слова: «Это был Дэнни Пэджит».

Я назвал Люсьена лжецом и вдоволь поиздевался над его слабой памятью, до неузнаваемости исказившей картину суда: ведь присяжным понадобилось меньше часа, чтобы единогласно вынести обвинительный вердикт.

И с точностью, удивившей меня самого, воспроизвел тогдашнее недостойное поведение Дэнни: как он громоздил одну ложь на другую, ни в чем не проявив ни толики искренности.

— Его следовало бы осудить еще и за лжесвидетельство, — сказал я, обращаясь к совету. — А закончив дачу показаний и возвращаясь на место, он подошел к ложе присяжных, погрозил им пальцем и крикнул: «Только осудите меня — всех вас достану, мерзавцы!»

Член совета мистер Хорас Адлер, встрепенувшись, обернулся к Пэджитам и спросил:

— Это правда?

— Это есть в стенограмме суда, — поспешил напомнить я, чтобы не дать Люсьену времени придумать еще какую-нибудь ложь. Адвокат уже медленно поднимался со своего места.

— Это правда, мистер Уилбенкс? — повторил вопрос Адлер.

— Он угрожал присяжным? — переспросил другой член совета.

— У меня есть распечатка стенограммы, — заверил я. — С удовольствием пришлю ее вам.

— Это правда? — в третий раз спросил Адлер.

— В зале присутствовало три сотни человек, — продолжал я, взглядом предупреждая Люсьена: «Не делайте этого! Не смейте лгать!»

— Заткнитесь, мистер Трейнор! — рявкнул кто-то из членов совета.

— Это официально зафиксировано в стенограмме, — тем не менее еще раз повторил я.

— Хватит! — заорал Джетер.

Люсьен стоял, соображая, как выйти из положения. Все ждали. Наконец он выдавил:

— Не помню всего, что было сказано... — Я громко хмыкнул. — Вероятно, мой клиент говорил нечто в этом роде, но это был эмоциональный всплеск, в пылу полемики могло, конечно, быть произнесено нечто подобное. Но, учитывая ситуацию...

— Засунь эту ситуацию себе в задницу! — рявкнул я и сделал шаг по направлению к Люсьену, словно собирался ему врезать. Охранник преградил мне путь. — Все черным по белому записано в стенограмме! — сердито сказал я и, повернувшись к членам совета, добавил: — Как вы, господа, можете спокойно сидеть и позволять им так бессовестно лгать?! Неужели вы сами не хотите узнать правду?

— У вас есть еще что добавить, мистер Трейнор? — спросил Джетер.

— Да! Я надеюсь, что ваш совет не выставит на посмешище нашу систему правосудия и не допустит, чтобы этот человек свободно разгуливал на свободе всего после восьми лет отсидки. Пусть радуется, что он сидит здесь, а не в камере смертников, где ему самое место. И я надеюсь, что в следующий раз, когда будет слушаться дело о его условно-досрочном освобождении, если следующий раз будет, вы пригласите сюда и кого-нибудь из добропорядочных граждан, жителей округа Форд. Например, шерифа или прокурора. А также уведомите родственников жертвы. Они имеют право присутствовать здесь, чтобы вы могли видеть их лица, когда будете отпускать на свободу убийцу.

Я сел на место и, кипя от злости, посмотрел на Люсьена Уилбенкса, мысленно давая себе клятву, что буду ненавидеть его до самой смерти, моей или его — все равно. Джетер объявил короткий перерыв: членам совета явно нужно было время, чтобы перегруппироваться и пересчитать свои грязные деньги. Возможно, мистера Уилбенкса пошлют в совещательную комнату с дополнительной суммой для еще одного члена совета. Специально чтобы заставить поволноваться адвоката, я исписывал страницы своего блокнота заметками для будущего репортажа, который тот запретил мне публиковать.

Ждать пришлось полчаса. По возвращении члены совета выглядели виноватыми, хотя пока было неизвестно в чем.

Джетер объявил итоги голосования. Двое высказались за освобождение, двое против, один воздержался.

— На этот раз осужденному в условно-досрочном освобождении отказано, — заключил Джетер, и миссис Пэджит, разрыдавшись, обняла Дэнни перед тем, как его увели.

Люсьен и Пэджиты, выходя из зала, прошли рядом со мной. Я проигнорировал их, просто смотрел в пол, измочаленный, с раскалывающейся головой, потрясенный тем, что удалось предотвратить освобождение Дэнни.

— Слушается дело Чарлза Ди Боуи, — объявил Джетер. За всеми столами, пока следующего претендента на освобождение вели к его месту, происходило какое-то движение. Я смутно уловил что-то насчет покушения на изнасилование, но был слишком опустошен, чтобы слушать. В конце концов я покинул зал и вышел в коридор, подозревая, что там меня поджидают Пэджиты, и почти желая этого, чтобы покончить с делом раз и навсегда.

Но члены клана исчезли; ни выходя из здания, ни проезжая через ворота, я никого из них не заметил.

Репортаж о слушаниях по условно-досрочному освобождению занял всю первую полосу «Форд каунти таймс». Я подробнейшим образом описал все, что видел и слышал. А на пятой странице, дав себе волю, в отдельной статье выложил все, что думал об этом процессе. По экземпляру номера я послал каждому из членов совета, их адвокату, а также, поскольку был до крайности возбужден, — всем представителям законодательного собрания штата, генеральному прокурору, заместителю губернатора и губернатору. Большинство из получателей никак не отреагировали на мой демарш, чего нельзя было сказать об адвокате совета по условно-досрочным освобождениям.

Этот написал мне пространное письмо, в котором выражал глубокое сожаление по поводу моего «намеренного нарушения процедуры работы совета». Он сообщал, что собирается встретиться с