Я отправился в Мемфис, в дом моего детства, который уже лет десять не удостаивался рождественского украшения. Мы с отцом пообедали в ближайшей китайской забегаловке. Давясь супом с китайскими пельменями, я не мог не думать о суете, царящей на кухне мисс Калли, и обо всех тех деликатесах, которые она достает из духовки.

Отец изо всех сил изображал интерес к моей газете. Я посылал ему экземпляр каждого номера, но после пяти минут разговора понял, что он не раскрыл ни одного из них. Он был озабочен какой-то не сулящей ничего хорошего связью между войной в Юго-Восточной Азии и рынком ценных бумаг.

Мы быстро поели и разошлись в разные стороны. Грустно, но ни он, ни я и не подумали купить друг другу подарки.

На рождественский обед я отправился к Би-Би, которая в отличие от отца была страшно рада меня видеть. Она пригласила трех вдовствующих подруг — миниатюрных старушек с голубыми волосами — на шерри с ветчиной, и мы впятером, рюмочка за рюмочкой, наклюкались. Я щедро потчевал дам рассказами об округе Форд; иные из них были правдивы, иные — бессовестно приукрашены. Пообщавшись с Бэгги и Гарри Рексом, я кое-чему научился.

К трем часам дня мы все уже клевали носами. На следующий день я с утра пораньше помчался в Клэнтон.

Однажды холодным днем в конце января с площади прогремели выстрелы. Я мирно сидел у себя в кабинете, отстукивая на машинке очерк о мистере Ламаре Фарлоу и его недавней встрече в Чикаго с однополчанами-парашютистами, когда пуля вдребезги разнесла оконное стекло и просвистела в каких- нибудь двадцати футах над моей головой. Таким образом, лениво тянувшаяся неделя, не изобиловавшая новостями, получила весьма неожиданное завершение.

«Моя» пуля была то ли второй, то ли третьей из выпущенной очереди. Я мгновенно бросился на пол, в голове с бешеной скоростью замелькали вопросы. Где мой пистолет? Неужели Пэджиты совершили вооруженное нападение на город? Или это Дюран с сыновьями вышли на охоту? Я на четвереньках пополз к своему портфелю, а пули со свистом продолжали рассекать воздух. Похоже, стреляли откуда-то с противоположной стороны площади, но, объятый паникой, я не мог сообразить наверняка. После того как одна из пуль влетела в кабинет, звук пальбы стал казаться еще более громким.

Вывалив на пол содержимое портфеля, я вспомнил, что оставил пистолет то ли в машине, то ли дома. Итак, я не был вооружен и почувствовал себя беззащитной козявкой. Да, не тому учили меня Гарри Рекс с Рейфом!

Поначалу страх парализовал меня. Потом я вспомнил, что внизу, в своем кабинете, должен находиться Басс Болтун, который, как большинство настоящих клэнтонских мужчин, всегда держал свой арсенал при себе. У него в столе имелись пистолеты, а на стене висели два охотничьих ружья — на тот случай, если во время обеденного перерыва вдруг приспичит поохотиться на оленя. Кто бы ни покушался на мою жизнь, он встретит жесткий отпор со стороны моих подчиненных. Во всяком случае, я на это надеялся.

Стрельба на время стихла, с улицы стали слышны крики и шум поднявшейся суматохи. Было около двух часов, в это время в центре города всегда царила деловая суета. Я заполз под стол, как инструктировали во время учебных тревог на случай торнадо, и откуда-то снизу услышал громкий крик Болтуна: «Всем оставаться на своих местах!» Я почти видел, как он, подхватив ружье и коробку патронов, пригибаясь и петляя, выбегает на улицу в предвкушении охоты. Чокнутый стрелок, кем бы он ни был, не мог найти худшего места, чтобы открыть пальбу: тысячи единиц огнестрельного оружия находились в помещениях, расположенных вокруг площади, — стоило лишь руку протянуть. В каждом припаркованном здесь автомобиле лежали как минимум две винтовки в багажнике и пистолет под водительским сиденьем. И владельцы не стали бы долго думать, прежде чем пустить их вход!

«Вот-вот начнется ответный огонь», — мелькнуло в голове. И это будет настоящая, ужасная война.

Стрельба возобновилась. Скорчившись под столом, я пытался восстановить дыхание и одновременно анализировал ситуацию. Звук выстрелов, похоже, не приближался. По мере того как часы громко отсчитывали секунды, я сообразил, что нападавший целился не в меня, пули попали в мое окно случайно. Послышались полицейские сирены, потом еще выстрелы и крики. Да что же, черт возьми, происходит?!

Внизу зазвонил телефон, кто-то быстро снял трубку.

— Уилли! Вы в порядке? — заорал с нижних ступенек лестницы Болтун.

— Да!

— На крыше суда снайпер!

— Ничего себе!

— Не вздумайте поднимать голову!

— В этом можете быть уверены!

Я немного расслабился и чуть приподнялся, чтобы снять телефонную трубку и позвонить Уайли Мику домой. Оказалось, что он уже мчится к нам. Потом я подполз к балконной двери и открыл ее. Судя по всему, это привлекло внимание снайпера: он выпустил очередь, просвистевшую в четырех футах надо мной, и на меня посыпался густой град осколков. Я распластался на животе и задержал дыхание, как мне показалось, чуть ли не на час. Огонь не ослабевал. Кем бы ни был сумасшедший стрелок, что-то не на шутку его разозлило.

Последовало восемь выстрелов, куда более громких теперь, при открытой двери. Потом пятнадцатисекундная пауза — снайпер перезаряжал ружье — и еще восемь. Я слышал звон разбивающихся стекол, цоканье рикошетом отскакивающих от кирпичей пуль, треск откалывающегося от колонн дерева. В какой-то момент посреди этой пальбы голоса стихли.

Когда появилась возможность двигаться, я осторожно перевернул на бок одно из кресел и укрылся за ним. Балкон ограждали чугунные перила, за ними и за креслом я мог чувствовать себя в относительной безопасности. Не могу объяснить, что именно заставляло меня выдвигаться навстречу снайперу, — просто мне было двадцать четыре года, я владел газетой и знал, что должен написать подробный репортаж об этих драматических событиях, а для этого требовались подробности.

Выглянув наконец из-за кресла и посмотрев сквозь перила, я увидел снайпера. Купол над зданием суда был странно приплюснутым, наверху имелся небольшой фонарь с четырьмя открывающимися на все стороны окнами. Там-то и сидел стрелок. Когда я в первый раз заметил его, он выглядывал через одно из окон, чуть приподняв голову над подоконником. У него оказалось черное лицо под светлой шевелюрой. Меня пробрала дрожь: мы имели дело со стопроцентным психом.

Перезарядив ружье, он чуть привстал и принялся палить абсолютно наугад. На нем не было рубашки, что, учитывая погоду, показалось еще более странным: на дворе было градусов тридцать[13], и вот-вот мог пойти снег. Я мерз даже в своем весьма элегантном шерстяном костюме от Митло.

Белая грудь снайпера была разрисована черными полосами наподобие зебры. То есть белый человек отчасти перекрасился в черного.

Любые передвижения по площади были невозможны. Полиция заблокировала прилегающие улицы, и полицейские метались от дома к дому, низко приседая и прячась за стоявшими у тротуаров машинами. Время от времени в витрине того или иного магазина возникало и тут же исчезало какое-нибудь любопытное лицо. Стрельба прекратилась, и снайпер исчез, нырнув под подоконник. Три помощника окружного шерифа, прижимаясь к стенам, бросились вдоль зданий, расположенных напротив суда, и ворвались в них. Потянулись минуты ожидания.

Уайли Мик протопал вверх по лестнице и вскоре, оказавшись у меня за спиной, уже разглядывал разбитые окна. Он дышал так тяжело, будто совершил спринтерский забег от своего загородного дома.

— Две пули попали сюда, — пояснил я.

— Где он? — спросил Уайли, выбирая позицию для съемки.

— В фонаре на крыше. — Я махнул рукой в сторону купола. — Будь осторожен. Стоило мне открыть балконную дверь, он тут же пальнул.

— Ты его видел?

— Да, мужчина, белый, с черными пятнами.

— А-а, один из этих...