– Буботоджон Худойбердыев, – с готовностью сообщил уроженец расположенного в Гиссарской долине славного города Душанбе, глядя на инспектора такими глазами, что было понятно – свидетель из него получится на загляденье и подтвердит такой все, что захочешь.

– Видел? – спросил инспектор, все больше проникаясь симпатией к собеседнику.

– Ага! – радостно сказал таджик.

– И подтвердишь?

– А как же!

– Тогда пиши, – сказал инспектор. – В подробностях, как тут все происходило. Тебе понятно?

– Да, – кивнул таджик. – А что писать?

– Вань! – сказал инспектор. – Вызывай наряд!

– Не надо! – всполошился гражданин Худойбердыев. – Я напишу!

– Да он не видел ничего! – прозрел Платон Порфирьевич.

– Я видел! – сказал таджик твердо, потому что в обезьянник ему совсем не хотелось.

– Что ты видел? – с вызовом бросил Гуликов.

Таджик замешкался с ответом.

– Ага! – воскликнул Гуликов торжествующе.

Таджик все еще мялся. Раздосадованный инспектор недвусмысленно звякнул наручниками.

– Он тут ругался! – вдруг прозрел таджик. – Оскорблял нашу нравственность и причинял моральные страдания!

– Врет! – оценил Гуликов.

Зато инспектору понравилось.

– Хорошо, – одобрил он.

И таджик расцвел, как вишня в мае.

– И еще сопротивление оказывал, – высказал он предположение.

Инспектор прикинул, насколько может быть полезной такая версия.

– А неплохо, пожалуй, – оценил он.

– Да что же это такое! – взвился негодующий Гуликов. – Какое сопротивление? Кому?

– Кому? – вслух задумался инспектор и посмотрел на таджика вопросительно.

– Вам! – ответил Буботоджон Худойбердыев со льстивым восточным подобострастием, о котором можно иметь представление, только читая сказки про падишахов и визирей.

– Нам! – сказал Гуликову инспектор.

– Вранье, сплошная ложь и провокация! – тут же объявил Платон Порфирьевич. – Где доказательства?

С доказательствами действительно было туго. Инспектор замялся. Его сослуживцы отвлеклись от написания протокола и тоже задумались над тем, как быть в подобной щекотливой ситуации. Осмелевший таджик протянул руку и сорвал погон с инспекторского плеча.

– Ты что делаешь, урюк? – изумился инспектор.

– Это не я! – быстро сказал свидетель Худойбердыев. – Это он!

И ткнул, подлец, пальцем в грудь Платона Гуликова.

– Ага! – обрадовался догадливый инспектор. – Точно! Погон к протоколу подошьем!

– Вот это фигушки! – сказал желчно Гуликов. – Тут все свидетели! Все видели, что это гражданин в тюбетейке погон сорвал!

– Где свидетели? Какие свидетели? – спросил инспектор и повел окрест подслеповатым взглядом.

– Эти вот! – указывал пальчиком автолюбитель Гуликов.

– Ах, эти, – что-то там разглядел инспектор. – А чего вы тут столпились, граждане? Случилось, может, что? Давайте расходитесь, не мешайте!

Свидетели, только и ждавшие команды разойтись, тотчас с готовностью сыпанули в разные стороны.

– Стойте! – всполошился Платон Порфирьевич. – Куда?!

От этого крика свидетели только прибавили ходу, будто боялись, что им вслед сейчас начнут стрелять.

Из всех только один старичок остался. Брови, как у генсека, взгляд строгий и колючий, и на рубашке значок «XXV съезд КПСС». Старый член партии. Ум, честь и совесть. С такими свидетелями всегда одни только хлопоты. Никогда не знаешь, чего они там насвидетельствуют.

Инспектор насторожился.

– Вы идите, товарищ! – сказал он с неискренней доброжелательностью. – Спасибо вам за помощь. Мы вам непременно позвоним.

– Я никуда не пойду! – строго ответил партийный дедушка. – Я все видел, и я свидетельствовать буду!

Инспектор понял, что не ошибся в подозрениях. Придется повозиться с этим старым маразматиком.

– Как хорошо, что у нас еще остались такие сознательные граждане! – сказал инспектор, лучезарно улыбаясь. – Все вместе мы искореним из нашей жизни негативные явления!

– Да! – сухо отвечал старик.

– Каленым железом выжжем асоциальные поступки! Нарушителей к ответу! Никакой пощады преступным элементам! – продолжал гипнотизировать собеседника инспектор.

– Да!

– Пятилетку – в четыре года! Экономика должна быть экономной! Наш труд тебе, родина! Народ и партия едины!

– Правильно! – поддержал старичок, и его глаза загорелись молодым задорным огнем.

– Спасибо! До свидания! – напутствовал его инспектор.

– Нет! – тут же очнулся старичок. – И все равно я буду свидетелем!

Гуликов едва не разрыдался. Молодежь вся драпанула, бросив несчастного Платона Порфирьевича на произвол судьбы и на бесчестную расправу, и только этот старик проявил характер, и у Гуликова еще был шанс спастись.

– Спасибо вам! – сказал он с чувством. – Ведь есть же люди! Мы к ним без внимания! А они со всей душой!

Тут он прикусил язык, убоявшись произнести вслух то, что подумал. А подумал о том, что никогда он не был к старикам с добром. Что прогревал по утрам двигатель под чужими окнами, и наплевать ему было на то, что за теми окнами живут пожилые люди. А еще он машину на тротуаре парковал так, как ему удобно было, а если какой старичок замечание делал, Гуликов отвечал ему хоть и беззлобно, но нецензурно. И, пробираясь на своем «Запорожце» меж домов, неоднократно загонял несчастных пешеходов в лужи, а то еще окатит пешехода водой из лужи и уезжает побыстрее прочь, чтобы не оплачивать несчастному химчистку.

– Дедушка, вас бабушка, наверное, дома ждет, – сказал инспектор, для самого себя уже незаметно закипая.

– Подождет! – ответил старик, нахмурившись.

– А вы не мешайте человеку исполнять его гражданский долг! – поддержал свидетеля автолюбитель Гуликов.

Его поддержка, кажется, воодушевила старика.

– Вместе порядок наведем! Каленым, черт возьми, железом! – объявил дедуля так, будто выступал на партсобрании.

– Да! – поддакнул Гуликов, осмелев.

– А то совсем распоясались!

– Точно! – подтвердил Платон Порфирьевич, ожесточаясь сердцем.

– Моторы прогревают прямо у меня под окнами!

– Да! – брякнул Гуликов, не успев сообразить.

– И наплевать им на то, что там живут пожилые люди!

Гуликов занервничал.