На пульте вспыхивали и гасли цветные огни — красные, голубые, зеленые. Дисплеи покрывались завитками, перекрывались, мигали, таяли, коалесцировали. Меньше чем за долю секунды Элис произвела легкую коррекцию курса.
А снаружи все так же простирался космос. Он был так необъятен, что казалось — они совсем не движутся.
— Ну, так просвети меня, — сказал Марко, — я всего лишь невежественный музыкант. Чем ты сейчас занята? Я не вижу, чтобы ты что-нибудь делала. Что такое жизненно важное ты делаешь теперь?
Я не обязана ему отвечать, подумала Табита. Но все же ответила:
— Везу тебя на танцульку, — деловым тоном сказала она и, нахмурившись, склонилась над мезоскопом.
Этого, разумеется, оказалось для него недостаточно.
— Нет, нет, — сказал он, проплывая назад в свое кресло и усаживаясь в нем, скрестив ноги и сложив руки на груди с видом инквизитора: — Это же делает корабль, верно? Вот эта маленькая Элис. А что делаешь ты?
Теперь Табита обернулась к нему:
— Я часть этого корабля, — заявила она. — Та часть, которая принимает решения. — Она похлопала по своим выцветшим погонам. — Капитан.
— А я-то думал, у них есть свои мозги, разве нет? — настаивал Марко. — У них есть маленький мозг, который ты втыкаешь в компьютер, и он управляет двигателем, моторами, сортиром и всем остальным. Разве не так? Или эта посудина такая допотопная, прости меня, находится в столь почтенном возрасте, что у нее их нет?
— Она все может делать сама, — сказала Табита. — Она может делать все, но не может решать, что надо делать. — Она оглядела кабину. Ее взгляд упал на маленький дорожный ящик, легонько подпрыгивавший под сетью: — Это как ты и Тэл. Он может петь, но ты говоришь ему, что надо петь дальше.
Это понравилось Марко:
— Правильно! Правильно! Очень умный ответ, — сказал он с восхищением.
Не такой уж и умный, подумала Табита, бросая взгляд на Марко. Он, может, и красив, но, видно, не слишком сообразителен.
— Ты очень умная перевозчица, ты знаешь об этом? — продолжал Марко. — Ты слишком хороша для такой работы. Как бы тебе понравилось быть импресарио крупнейшей межпланетной труппы кабаре?
— Нет, спасибо, — пробормотала Табита, подсоединяя командный провод.
— Правда, — сказал Марко. — Я серьезно. Ты слишком умна, чтобы быть водителем грузовика. Держу пари, ты можешь вести эту штуковину с закрытыми глазами. Держу пари, ты можешь вести ее одним мизинцем.
Он снова выпрыгнул из кресла.
— Держу пари, ты можешь вести ее со своей постели.
— Марко, не надо, — сказала Табита. — Не надо все портить. Почему бы тебе не посмотреть фильм или еще что-нибудь?
Он плавал в воздухе совсем рядом с ней, не отодвигаясь ни на сантиметр:
— Я лучше посмотрю на тебя…
— Если ты не можешь держать руки при себе, займись чем-нибудь полезным. Реконструируй вон тот наружный параллакс-фибриллятор.
Он поискал в беспорядке на верху пульта:
— Этот?
— Нет, вон там. С гармоникой в отверстии.
— О! О, конечно. Наружный параллакс-фибриллятор. Правильно.
Марко вытащил его и стал рассматривать.
— Он заглох на сети до десяти.
— Одиннадцати, — сказал Марко, быстро нажимая кнопку туда-сюда.
— Ну, сколько там.
— Ты сама можешь их ремонтировать, без проблем, — сказал он. Все, что тебе надо сделать, — это вынуть детальку средней дальности.
— Я уже это сделала, — отозвалась она.
— Ну, тогда тебе надо его байпасировать. Это просто. Ты можешь попросить кого-нибудь сделать это для тебя.
— Я вроде просила тебя.
Он отпарировал:
— Это может сделать для тебя кто угодно.
— Ты можешь?
— Конечно.
— Ты когда-нибудь это проделывал?
Он поколебался:
— Нет. Вообще-то я никогда этого не делал, по крайней мере, сам.
— А я делала, — сказала Табита. — Поэтому я и хочу, чтобы это сделал кто-нибудь другой.
Марко открыл рот, чтобы ответить.
— Ш-ш-ш, — сказала Табита. Ей послышался какой-то шум. Она было вызвала еще раз проверку осевой системы, потом отменила приказ. Она просто нервничала.
Мимо пронеслись еще пять тысяч километров пустоты. Земля и ее спутники были далеко впереди — крохотная сияющая точка, почти неотличимая от других сияющих точек.
Табита потянулась и зевнула.
Марко тут же принялся за свое:
— Ну, похоже, ничего особенного не происходит, — начал он.
— Марко, — сказала Табита.
— Нет, нет, — отозвался Марко, — я просто хотел спросить, ты играешь на этой гармонике?
— Да, — ответила она, — очень плохо. Она уже давно не играла. На самом деле она уже забыла, что положила туда гармонику.
— Я тебе не верю, — объявил Марко.
Табита посмотрела на него:
— Чему ты не веришь — тому, что я умею играть или тому, что играю плохо? — Она снова отвернулась. — Впрочем, ты прав, — сказала она. — Иногда я тоже не могу поверить, насколько плохо я играю.
— Сыграй что-нибудь.
— Нет.
— Давай, ты же можешь. Ты ведь не так страшно занята, чтобы быть не в состоянии выдуть пару строк из «Кейси Джонса», верно?
— Какого Кейси? — спросила Табита. Но все же протянула руку: — Давай сюда.
Марко медленно подтолкнул гармонику по направлению к ней по воздуху.
Табита поймала ее.
— Я тебя предупредила, — заметила она.
Она сыграла Марко песенку про виски, которой научила ее тетушка Мюриэл на Интегрити-2. Песенка далась ей с некоторым трудом. Марко вежливо слушал.
— Не так уж плохо, — заметил он, когда песня кончилась.
— Очень плохо, — сказала Табита. — Очень-очень плохо. Мне надо больше упражняться.
— Возможно, — он пожал плечами. — Время у тебя есть.
— Да, — Табита снова сосредоточила свое внимание на пульте. — Я, наверное, и так слишком много упражнялась, — сказала она. — Я просто-таки самый лучший плохой исполнитель на гармонике. — Она снова бросила взгляд на Марко. — В этот раз получилось даже хуже, чем обычно, — добавила она. — Обычно у меня не бывает слушателей.