перестанут быть инопланетянами.

Сколько правды было во всех этих мифах, вы знаете так же хорошо, как и я. Конечно, Свидетели опирались на тот факт, что, постоянно совершая прыжки в сверхпространство и назад, даже такие фундаментальные корабли, как «Берген Кобольд», каждый раз слегка меняются. Составляющие их частицы, будучи повреждены, никогда не восстанавливаются точно в прежнем виде. Это бы означало хотеть слишком многого от законов сохранения. Иногда пилоты замечают эти аберрации, иногда — нет; потому что в конечном итоге их собственные частицы тоже транссубстантивируются.

Что касается эволюции человека, то тут я знаю ровно то, что и так очевидно просто при взгляде на меня. Но я знала «Элис Лиддел» — кто мог знать ее лучше? — и я хорошо ее помню. Я знала ее очень близко с самого начала — с третьего года Большого Скачка, когда она была создана и приняла крещение. Ибо она была старым кораблем, когда Табита Джут впервые увидела ее, когда стащила с нее просмоленный брезент в высокой траве на том заброшенном винограднике. Бронзовое покрытие «Элис» было исцарапано и потеряло цвет от ожогов космического холода. Ее батареи были разряжены, гидравлика высохла, и в ней было полно паутины. Она уже прошла стерилизацию и была настолько инертна, насколько вообще может быть инертен корабль; а мы уже предположили, что совсем инертным он быть все-таки не может. Люди верили (простите мне — это в последний раз), что если привести в действие капеллийский привод, то дезактивировать его полностью уже невозможно до тех пор, пока он не будет разрушен или физически уничтожен. А я, где же была я все эти годы, когда бурундуки прыгали через шасси повидавшего виды маленького «Кобольда»? Я спала.

Откровенно говоря, корабль, носивший имя «Лиддел», был примитивным. Он был низким и неуклюжим. Я запомнила, что он был тесным. В кабине помещались двое: пилот и второй пилот, каждый в стандартных ремнях для невесомости. На корме находились две маленькие отдельные кабинки со скромным личным запасом, маленький камбуз и санузел. Размеры корабля составляли до двадцати пяти метров от носа до хвоста и чуть больше половины от одного кончика приземистого крыла до другого. Номер — BGK009059 — указывал на то, что корабль был одним из первых на линии «Берген К.» — Кобольдов, бороздивших космические просторы солнечной системы, отвозя то одно, то другое в различные места, в течение почти пятидесяти лет.

«Элис» была создана для работы и на века. В ее центральной части помещались до 250 кубометров отдельных товаров, или туда можно было поместить любой из семнадцати видов контейнеров. Ее четыре погрузочных экстензора и четыре робота-грузчика на время полета устанавливались в двойной стене корпуса. У нее было шестнадцать направляющих плазменных ракетных двигателей, по четыре на каждую ось, и три огромных фиксированных «раундмаунта». На ней были всюду понатыканы сканеры, их было больше, чем на стандартных «Бергенах». Ее солнечные батареи были также усовершенствованы, так, словно те, кто вводил ее в строй, ждали от нее большего, чем ее создатели. И все неприятности, которые она доставила своему последнему пилоту, произошли главным образом из-за неблагоприятных условий и всех этих лет полнейшего небрежения, а не в силу каких-то дефектов в ее конструкции. Кроме того, у Табиты никогда не доходили руки, чтобы провести техобслуживание так, как она собиралась.

Назовите это плодом воображения, если хотите, но про себя я всегда считала, что у них было много общего — у «Элис Лиддел» и ее капитана Табиты Джут. Обе были маленькие, крепкие и сильные. Обе были сделаны из самого обычного, будничного материала, и все же в них жил дух авантюризма, а под непритязательной внешностью скрывались поразительные ресурсы.

А может быть, это просто мудрость задним числом, розовый свет сентиментальности, отбрасываемый на эту сцену ностальгией. Представьте себе их — Табиту Джут и Марко Метца, как в этот холодный вечер они идут по бетонированной площадке перед ангарами в порту Скиапарелли, чтобы подняться на борт еще не совсем восстановленной Элис и взять старт в марсианское небо — в полет, который должен привести их на Изобилие, — и много-много дальше.

— Можешь занять эту каюту, — сказала Табита, открывая дверь. — Я вытащу отсюда всю эту дрянь.

Можно подумать, он раньше никогда не видел Кобольда:

— Но это же потрясающе! Просто потрясающе! Какой корабль! — Он обнял ее сзади. — Я хочу лететь впереди, рядом с тобой.

— Нет, — сказала Табита. — Я никого не пускаю в кабину пилота. — Она заглянула в его большие карие глаза. — Извини.

— Что это? — спросил Марко. — Меры безопасности?

— Ну, да, — ответила она.

— Не верю, — заявил он, крепко прижимая ее к себе и откидываясь, чтобы взглянуть на нее. — Ты хочешь сказать, что такая женщина, как ты, действительно подчиняется этой ерунде?

Табита отвернулась и стала возиться с дверью пассажирской каюты, застрявшей на полпути:

— Я не люблю, чтобы в кабине сидел кто-то еще, когда я веду корабль, — сказала она, — вот и все.

Марко смягчился:

— Что ж, хорошо, — сказал он. Его руки скользили по ее телу. Он ткнулся носом к ее ухо: — Мне будет не хватать тебя. Всю дорогу до Изобилия… сколько это — три, четыре часа условно?

— Пять, — ответила Табита, освобождаясь, — я никуда не убегу. С таким-то кристаллом. И еще с пассажиром впридачу.

— Пять часов! — воскликнул Марко. — И что же мне делать все это время без тебя?

Табиту это привело в раздражение и одновременно позабавило:

— Не знаю! Поупражняйся со своей перчаткой. Поболтай с Тэлом.

— Он вырубился, — сказал Марко. Тэл лежал в проходе за его спиной в своем белом фарфоровом ящике для путешествий. На таможне эладельди поджали губы при виде усыпленного попугая, но все процедуры были соблюдены, и Марко протолкнул их через таможню: — Он немного поспит. Терпеть не может летать.

Руки Марко снова потянулись к бедрам Табиты. Он бросил взгляд через ее плечо:

— Там много всего напихано, — заявил он.

Табита налегла на дверь. Дверь не поддавалась.

— Это просто мусор, — сказала девушка. — Я его уберу.

Но ее решимость таяла. Там было столько всего. Запасные комбинезоны, брошенные упаковки, надувной спасательный плот, большая часть деталей подержанного робота для камбуза, купленного ею по дешевке, — так и не дошли руки собрать его… Она так и оставила все это парить в свободном полете, большей частью незакрепленным.

— У меня здесь некоторое время никого не было, — сказала Табита, наполовину извиняясь, — он просто накапливается.

— Никогда не знаешь и половины своих вещей, до тех пор, пока тебе не надо что-то с ними делать, — приветливо отозвался он.

Табита снова налегла на дверь. Раздался грохот — там, внутри что-то свалилось на пол.

— Давай, — спокойно сказал Марко.

— Не подгоняй меня, — ответила Табита. Но она уже сдавалась.

То, что он только что сказал, напомнило ей историю с той пленкой. Может, это просто одна из тех вещей, которые случаются, или думаешь, что случились, когда ты вдребезги пьяна и полусонная. Но Табита продолжала все время об этом думать.

Она отвернулась от двери и в нерешительности остановилась перед дверью своей собственной каюты. Рассуждая логически, она могла поместить его там. Как бы она ни устала и ни мучилась с похмелья, в течение последующих пяти часов спать ей не придется, пока они не доберутся до Изобилия.

— Табита. Расслабься, — сказал Марко, снова притягивая ее к себе в узком проходе. — Посмотри на себя, ты так напряжена. Как ты вообще сможешь вести корабль, если так себя заводишь? — Он стал массировать ей плечи.

В следующую минуту она уже целовала его.