Длительное напряжение ума вызывало у него головную боль.

Но кое-что он все равно должен вспомнить. Можно вернуть в небытие былую дружбу и вражду, но, если он хочет под конец жизни что-то совершить, ему надо знать, на что он способен. Он поглядел на свою руку, согнул и разогнул кулак — рука не выглядела трудовой.

— Люди не всегда становятся тем, чем мечтают стать, — сказала Анна.

— Конечно нет; мальчишка всегда мечтает стать героем. Великим путешественником. Великим писателем… Но обычно мечту и реальность связывает тонкая нить неудачи… Мальчик, мечтавший стать богатым, поступает на службу в банк. Отважный путешественник становится колониальным чиновником с нищенским окладом и считает минуты до конца рабочего дня в раскаленной конторе. Неудавшийся писатель идет работать в грошовую газетенку… Простите, но я, оказывается, слабее, чем думал. У меня кружится голова. Придется на сегодня прекратить… работу.

Она еще раз спросила с непонятным ему беспокойством:

— С вами здесь хорошо обращаются?

— Я их образцовый пациент, — сказал он. — Интересный случай.

— А доктор Форестер… Вам нравится доктор Форестер?

— Он вызывает почтение.

— Как вы изменились! — Она добавила фразу, которой он не понял: — Вот таким вам следовало быть раньше. — Они обменялись рукопожатиями, как чужие.

— Вы часто будете приходить? — спросил он.

— Это моя обязанность, Артур, — ответила она.

И лишь когда она ушла, он удивился, почему она его так назвала.

Утром горничная принесла ему завтрак в постель: кофе, гренки, вареное яйцо. Клиника почти целиком снабжала себя продуктами: у нее были куры, свиньи и большие охотничьи угодья. Доктор сам не охотился, он, по словам Джонса, был противником убийства животных, но не был, с другой стороны, доктринером — его пациентам нужно было мясо, поэтому у него в имении охотились, хотя сам он не принимал в этом участия.

На подносе лежала утренняя газета. Первые несколько недель Дигби был лишен этого удовольствия, пока ему деликатно не объяснили, что идет война. Теперь он мог долго лежать в постели и просматривать последние известия («Число жертв воздушных налетов снизилось за эту неделю до 255»), а потом, отхлебнув кофе и разбив ложечкой скорлупку яйца, снова заглянуть в газету. «Битва в Атлантике…» Яйцо никогда не бывало переварено: белок твердый, желток густой, но всмятку. Он снова углубился в чтение: «Адмиралтейство с прискорбием извещает… погиб со всем личным составом». Масла хватало, можно кусочек положить в яйцо, у доктора свои коровы…

В это утро, когда он читал, пришел поболтать Джонс. Подняв глаза от газеты, Дигби спросил:

— Что такое Пятая колонна?

Джонс обожал давать разъяснения. Он произнес длинную речь, упомянув и Наполеона.

— Другими словами, это платные пособники врага? Ну, в этом нет ничего нового.

— Нет, разница есть, — возразил Джонс. — В прошлой войне, кроме ирландцев, вроде Кейзмента, агентура работала за деньги. Поэтому привлечь можно было только определенный сорт людей. В этой войне у людей разная идеология. — Стекла его очков поблескивали на утреннем солнце от педагогического пыла. — Если вдуматься, Наполеон был побежден маленькими людишками, материалистами: лавочниками и крестьянами. Теми, кто ничего не видел дальше своего прилавка или хлева.

— Вы не слишком-то горячий патриот, — сказал Дигби.

— Нет, наоборот, — серьезно возразил Джонс. — Я маленький человек. Мой отец аптекарь и ненавидит немецкие снадобья, которыми был завален рынок. И я также… — Помолчав, он добавил: — И тем не менее у них есть свое мировоззрение. Ломка всех старых барьеров, величие замыслов… Все это заманчиво для тех, кто… не привязан к своей деревне, своему городу и не боится, что их снесут. Для людей с тяжелым детством, прогрессивного толка, вегетарианцев, которые не любят, когда проливают кровь…

— Но Гитлер, по-моему, проливает ее вовсю!

— Да, но у идеалистов другой взгляд на кровь, чем у нас с вами. Для них это закон больших чисел.

— А как на это смотрит доктор Форестер? Он, по-моему, из породы этих людей, — сказал Дигби.

— Наш доктор чист как стеклышко! — с энтузиазмом воскликнул Джонс. — Он даже написал памфлет для министерства информации — «Психоанализ фашизма». Одно время, правда, ходили сплетни… Во время войны не обойдешься без охоты за ведьмами, а завистники тут-то и подняли вой. Вы же видите — доктор такой живой человек. Любознательный. Вот, например, спиритизм. Он очень увлекается спиритизмом. С научной точки зрения.

— Я только что читал о запросах в парламенте, — сказал Дигби. — Там полагают, что существует и другая Пятая колонна. Люди, которых вынуждают к измене при помощи шантажа.

— Да, немцы на редкость дотошный народ. Они прекрасно поставили это дело у себя в стране. Я ничуть не удивлюсь, если здесь они сделают то же самое. Они учредили, если можно так выразиться, нечто вроде Ведомства Страха и назначили толковых руководителей. Дело не только в том, что они берут в тиски каких-то отдельных людей. Важно, что они повсюду распространяют атмосферу страха, поэтому нет человека, на которого можно было бы положиться.

— Какой-то член парламента считает, что из министерства обороны были выкрадены важные планы. Их прислали из военного министерства для консультации и оставили на ночь. Он утверждает, будто утром была обнаружена пропажа.

— Наверно, это как-нибудь разъяснится, — сказал Джонс.

— Уже разъяснилось. Министр ответил, что достойный член парламента был введен в заблуждение. Планы не были нужны на утреннем совещании, а на дневном они уже фигурировали, были обсуждены и возвращены военному министерству.

— Эти члены парламента вечно выдумывают небылицы.

— Как вы считаете, не мог ли я быть детективом? Тогда хоть как-то была бы оправдана детская мечта стать исследователем. В этом сообщении концы с концами не сходятся.

— А по-моему, все очень логично.

— Член парламента, который сделал запрос, наверно, был информирован кем-то, знавшим об этих планах. Либо участником того заседания, либо тем, кто был причастен к посылке или получению планов. Никто другой не мог о них знать. А то, что они существуют, подтвердил и министр.

— Да, да, это верно.

— Вряд ли кто-нибудь, занимающий такой пост, станет распространять утку! И вы заметили, что, несмотря на гладкую, уклончивую, как у всякого политика, манеру выражаться, министр, в сущности, не отрицает, что планы пропадали? Он говорит, что в них не было нужды, а когда они понадобились, их представили.

— Вы думаете, что у тех было время сфотографировать эти планы? — взволнованно спросил Джонс. — Не возражаете, если я закурю? Дайте я уберу ваш поднос. — Он пролил немножко кофе на простыню. — Знаете, такое предположение уже высказывалось около трех месяцев назад. Сразу после вашего приезда. Я найду для вас эту заметку. Доктор Форестер сохраняет подшивку «Таймс». Какие-то бумаги пропадали несколько часов. Историю хотели замять, уверяя, будто произошла служебная оплошность и бумаги не выходили из министерства. Какой-то член парламента поднял скандал, заявив, что они были сфотографированы, — его чуть в порошок не стерли. Он, видите ли, подрывает общественное спокойствие и вносит панику. Документы ни на минуту не покидали своего владельца, не помню уж, кто он