- Скоро ли, мой милый? Нашел ли наконец? - нетерпеливо спросил Сергей
Васильевич, заметив оживление в птичьей физиономии управителя.
- Нашел, сударь, нашел! - отвечал, ухмыляясь, Герасим. - Такой именно человек, сударь, какой нужен для этой должности; и он через это ничего не потеряет, и барщина, надо тоже сказать, ничего не потеряет…
- Что ж это за человек?
- Зовут, сударь, Тимофеем. Я думаю, он и сам рад будет, как его выселят отсюда, потому что живет здесь ни при чем, все единственно, ни лошади, ни коровенки… совсем, как есть, сударь, человек разоренный.
- Как так? Этого быть не может! в Марьинском не может быть такого разорения…
- Этот один только такой и есть, Сергей Васильевич…
- Все равно; я не угнетаю своих крестьян: не могут они быть без коров и лошадей! - перебил Сергей Васильевич, и первый раз с приезда его в Марьинское добродушное лицо его выразило неудовольствие.
- Помилуйте, сударь, какое же это угнетение! Ваши крестьяне должны век бога благодарить за ваши милости. Извольте сами обойти дворы, посмотреть, как живут: у многих до сих пор еще прошлогодний хлеб найдете. Ничем, слава богу, не отягощены; не только, Сергей Васильевич, в наших местах, поближности, но даже во всем уезде идет слава о ваших мужиках: никто лучше ихнего не живет…
- Все это прекрасно! - возразил несколько успокоенный помещик. - Но отчего же этот мог дойти до такого разорения?
- Да разные, сударь, причины; частью, разумеется, через себя - сам виноват; и то надо также сказать: человек больной, слабый; даже духом какой-то этакой… совсем даже в нем духа этого нет; а впрочем, в остальном человек смирный, кроткий; нет в нем никакой этакой худобы: пьянства или другого чего… Ну вот также, сударь, семья очень велика… все одно к одному; а главная причина его разоренья, это, разумеется, брат… Уж такой-то плут, разбойник, я такого еще и не видывал…
- Где же он?
- Я вам докладывал о нем. Помните, лет пять или шесть, писал я вам, что случилась у нас покража… купца обокрали?
- Помню что-то такое. Ну?.. - произнес Сергей Васильевич, на которого вообще неприятно действовало всякое известие, не приносившее особенной чести
Марьинскому.
- Ну, так вот этот самый и есть его брат, который обокрал купца, - подхватил
Герасим Афанасьевич, закидывая руки за спину и склоняясь несколько набок. - Еще до этого случая, сударь, сколько раз отличался! Кроме того, что брата разорил, обокрал совершенно, пойман был неоднократно у соседей; у трех наших мужиков лошадей увел, так что потом даже не нашли никак… Но этого, сударь, мало: посадили его в острог, он оттуда бежал; пришел раз ночью сюда… как уж он это ухитрился - понять нельзя, потому что у нас всю ночь караульные ходят, - подобрался к избе брата, возьми да и уведи своего сына; один только и был у матери… То, сударь, было, что даже рассказать невозможно! Через это даже баба в уме повредилась; так даже теперь безумная и ходит…
- Это ужас что такое! Это просто какой-то разбойник!.. - воскликнул помещик, который представить себе не мог, чтоб посреди мирных полей, окружавших
Марьинское, могло происходить что-нибудь подобное. - Но где же теперь эта бедная женщина, жена этого мерзавца?
- Проживает у Тимофея; сжалилась над ней жена его, к себе взяла; так теперь у них и проживает.
- Ну, слава богу! есть один утешительный факт! Из этого все-таки видно, что по крайней мере родственники этого негодяя добрые люди.
- Я вам докладывал, Сергей Васильевич! люди смирные, кроткие: против этого грех сказать; не будь нездоровья да бедности, были бы не хуже других… Вы только извольте сказать им насчет того, что выселить их хотите, они, я думаю, даже этому обрадуются, потому, сударь, сами видят свое положение, особливо жена Тимофея; одно то, что недостатки, разоренье… против людей даже совестно; другое дело, вот также народом обижены.
- Это еще что такое? - перебил Сергей Васильевич.
- Да все, сударь, через этого плута, через брата; одни в злобе за то, что лошадей увел, других запутал во все эти дела свои, когда к допросу водили… Ну, разумеется, на этих все и напали. Я даже сколько раз их усовещивал! Особливо в первое время после того, как брат убежал, проходу даже им не давали; просто даже жалости было подобно…
- Это возмутительно!.. c'est une horreur! - воскликнул Сергей Васильевич в порыве истинного негодования. - Я никак не ожидал этого от моих марьинских крестьян… совсем не ожидал! Это просто какая-то корсиканская vendetta, и я никак не думал… Фу, боже мой, да ведь могут же они понять наконец, что если тот брат наделал им вреда, так этот по крайней мере ничего им не сделал, ни в чем не виноват?
- Простой народ, сударь, везде один: он этого не разбирает…
- Так я же докажу им, что я разбираю! - произнес Сергей Васильевич с таким одушевлением, что даже полные его щеки вспыхнули.
Он торопливо взглянул на часы и снова обратился к управителю:
- Теперь, к сожалению, очень уж поздно, - сказал он более спокойным голосом, - но тотчас же после обеда приведи мне этого Тимофея, приведи также жену его; скажи им, чтоб они взяли с собою всех детей своих, всех непременно: я всех их хочу видеть… Очень тебе благодарен, старик, что ты сообщил мне об этом; спасибо тебе!.. Я лично хочу переговорить с ними и надеюсь, что они поймут, что я желаю им добра, надеюсь они поймут это… Ах, бедные, бедные!.. Меня одно, впрочем, затрудняет, - присовокупил он, вставая со стула и принимаясь расхаживать по кабинету, между тем как управитель отступил несколько шагов, чтобы дать ему больше простора, закинул руки за спину и опять завертел пальцами, - одно меня затрудняет; если, как ты говоришь, этот Тимофей такой больной и слабый, может ли он взять на себя должность, для которой я его предназначаю? Не лучше ли будет придумать для него и его семейства что-
