- В Глиннице, сударыня; также вот и на Забродном.
- Нет, ты просто расскажи, как пройти туда.
- Она тут и есть, за околицей, как луг пройти изволите, сударыня, это и прозывается у нас Забродным. Только теперь, доложу, вашей милости, грибов нетути…
- Как же так?
- Да ведь они только осенью бывают, и то, когда дожди пойдут…
Мери быстро перевела все это m-lle Louise.
- Comme c'est desagreable!.. хи, хи, хи!.. j'ai envie de pleurer… - с детским простодушием проговорила гувернантка, - eh bien, nous irons faire un tour au jardin! - примолвила она, мгновенно оживляясь.
Во время этого разговора лицо скотницы постепенно умилялось и принимало притворное, униженное выражение. Под конец она уж как будто не могла бороться долее с чувствами своими, сделала шаг вперед и проговорила, обратившись к Мери:
- Барышня, пожалуйте ручку, сударыня.
- Donnez done votre main a cette femme! - сказала Белицына дочери, которая недоверчиво глядела на бабу.
- Красавица вы наша ненаглядная! - воскликнула скотница, приседая на корточки и страстно припадая к руке ребенка, - уж как мы вам, сударыня, рады!.. как рады-то! Думали: кабы господь привел нам хоть поглядеть-то на нашу барышню… хоть только глазком-то одним взглянуть!..
- Laissez-moi, - сказала Белицына гувернантке, - j'ai a faire!
- Un baiser a maman et partons! - произнесла m-lle Louise. Как только ребенок и гувернантка вышли, глаза и виски Василисы мгновенно покрылись складками; она отошла к стене, свесила голову и опустила руки; Александра Константиновна думала снова приступить к расспросам, но лицо бабы показалось ей до того несчастным, что она не решилась.
- Вы, может, думаете, сударыня… я насчет, то есть, пользуюсь чем-нибудь от добра вашего, - начала совершенно неожиданно Василиса, прикладывая руку к груди,
- может, матушка, вам обо мне наговорили: все это, как есть, одна напраслина…
Отсохни у меня руки, лопни мои глаза, коли я от господского добра хошь на синюю порошинку пользовалась!..
- Нет, нет! кто это тебе сказал? Я совсем этого не думаю, - торопливо проговорила Александра Константиновна.
- Матушка! - воскликнула Василиса и вдруг упала в ноги; и залилась горькими слезами, -матушка! - подхватила она, мотая головою с видом изнеможения, - заступись за горьких сирот своих!.. Осталась я одна. после мужа с четырьмя малыми детками… Вступись, милосердая мать, за горьких червей моих!..
Прошу не глупыми речами, прошу несносными своими сиротскими слезами, заступись за нас горьких…
- Полно, полно… встань, пожалуйста, встань! как тебе не стыдно? - проговорила барыня, стараясь приподнять бабу, - я все тебе сделаю, только встань, пожалуйста… Скажи, что тебе нужно?
- О-ох! - простонала Василиса, приподымаясь и стараясь оправиться, хотя лицо ее все еще не переставало обливаться несносными сиротскими слезами, - осталась я, матушка, после мужа с четырьмя малыми детками, - подхватила она, всхлипывая, - получала я на них тогда месячную… отняли, сударыня!
- Как же это так? - произнесла барыня, очевидно, взволнованная всей этой сценой.
- То есть мне-то, сударыня, оставили месячную; получаю три пуда… А только что вот, что ребятенкам принадлежало, то все отняли, матушка… Об том и прошу вас: заступись за горьких сирот своих.
- Непременно, непременно. Где же твои дети, с тобой живут, на скотном дворе? - с участием примолвила барыня.
- Один только со мной, матушка, один всего…
- А другие-то где ж?
При этом Василиса приложила ладонь к щеке и залилась еще горче прежнего.
- Где ж другие-то? - повторила Александра Константиновна.
- Померли, матушка, померли… О-ох, троих схоронила: осталась одна горькая… как нива без огорода осталась… сирота одинокая.
'Pauvre femme!' - подумала Александра Константиновна, поспешно протягивая руку к какой-то коробочке. - На, возьми, моя милая, - подхватила она, подавая целковый Василисе, которая одной рукой схватила целковый, другой рукой руку барыни, - это тебе так, покуда. Я поговорю барину, и мы постараемся как-нибудь поправить твое дело… Пожалуйста, только не плачь и успокойся… Теперь ты можешь идти… Постой! постой! Если ты увидишь старостиху, пошли ее ко мне.
Но мы оставим Александру Константиновну заниматься делами и перейдем в кабинет Сергея Васильевича.
Трудно, я полагаю, даже невозможно представить себе помещика, который провел бы короткий промежуток какого-нибудь часа с такой пользой, как Сергей
Васильевич. Предоставляю вам судить о справедливости этого замечания: в один этот час Сергей Васильевич узнал о числе полей в Марьинском, узнал о числе десятин в каждом поле и о свойствах земли каждого участка; в один этот час вполне усвоил он значение слов: 'яровое', 'озимое', 'пар', 'в клину', 'кулига', 'в два потому ж' и множество других многозначащих технических терминов; в один этот час узнал он, сколько было у него лугов и каких именно, сколько было болота и где именно. Нет, решительно нет возможности найти помещика, который в такое короткое время обогатился бы столькими сведениями по части своего хозяйства! Но Сергей
Васильевич не довольствовался этим; напротив, по мере того как обогащался он сведениями, любознательность его делалась ненасытнее: он не переставал осаждать вопросами Герасима
