- Что ж! можно, - произнес Верстан.
- И я бы уж, так и быть, выпил, - сказал расходившийся Филипп.
- Много у вас прислужников-то в кабак ходить! Ничаво, и так уснете, - возразила Грачиха с меньшею, однакож, суровостью, чем когда отказала в той же просьбе Филиппу.
- Зачем в кабак? Э, полно! Поищи-ка, тетка; авось у тебя найдется…
Присутствующим очень хорошо было известно, что в подвале знахарки находится запас штофов, которые достались ей за труд, то есть даром, и она радовалась всегда случаю сбывать провизию за деньги; эта продажа доставшихся ей запасов составляла одну из главных отраслей ее доходов. Нельзя было, однакож, высказать прямо свою готовность: необходимо было прежде поломаться; основываясь на этом, она повернулась к ним спиною и принялась бормотать что-то сквозь зубы.
- Ну, полно же, тетка, полно! пошевеливайся… на чистые ведь деньги берем… али не веришь? смотри…
Фуфаев торопливо вынул из-за пазухи небольшой кошелек из холстины, болтавшийся на веревке; развязав его зубами, он высыпал на ладонь медные гроши, в числе которых сверкнули серебряные мелкие монеты, и принялся считать их с невообразимою быстротою и ловкостью.
- Давай складчину, ребята… по гривеннику с брата!.. Давай, Верстан.
Верстан вынул из-за пазухи такой же точно мешочек и отсчитал несколько медных пятаков. Ощупав их и убедившись, что счет верен, Фуфаев обратился к старику, который сначала делал вид, будто ничего не слышит, потом начал жалобно уверять, что у него всего два гроша, и наконец решительно объявил, что пить не станет. Филипп между тем привстал с места, отвел старуху в угол и начал с нею шептаться.
- Лучше не проси; не дам без денег. Коли они угостят - пей… я без денег не дам, - оказала она.
- Я ж тебе говорю, ведь это все одно, - возразил Филипп, понижая голос, - уж эти деньги, что брату попадут за мальчика, уж это мои - все одно; к тому, примерно, все дело подвел; отдам, значит. Завтра же вечером схожу… все отдаст до копейки… не впервой мне, сама ведаешь… ну…
Тут голос его совсем понизился. Надо полагать, он нашел, однакож, способ окончательно убедить старуху; черты ее смягчились, и она утвердительно кивнула головою. Тем не менее она украдкою погрозила ему кулаком и снова замотала головою, когда Филипп, вернувшись к столу, выразительно мигнул ей на деньги, лежавшие на ладони слепого. Пересчитав деньги, старуха зажгла лучину и вышла в сени.
Во время всех этих объяснений никто не обратил внимания на шум, раздававшийся в передней половине избы, где сидели мальчики. Голоса их, прерванные вдруг жалобным воплем, заставили присутствовавших приподнять голову.
- Эй вы, молодцы! али кто кого обидел? - крикнул Фуфаев.
Жалобный вопль, превратившийся в рыдание, остановил его.
- Ну их совсем, - сказал Филипп.
- Пущай обзнакомятся! - подхватил Верстан с глупым смехом.
- Нет, погоди, никак мой Мишутка хлюпает, - вымолвил Фуфаев, прислушиваясь, - точно, он!.. Мишка, подь сюда… подь, глупый, не бойся.
С этими словами в маленькой двери между печью и перегородкой показался худенький мальчик, обутый в исполинские лапти; бледное, изнуренное лицо его, казавшееся еще худощавее, бледнее между длинными прядями черных давно не стриженных волос, искажалось теперь от усилий сдержать рыдания; но усилия были напрасны: длинные ресницы, окружавшие его темные глаза, пропускали потоки слез; прижимая изо всей мочи маленький костлявый кулак к узенькой, впалой груди своей, он все-таки силился подавить наружные признаки горя; но горе было видно слишком сильно, и рыдания, прерываемые кашлем, вырывались одно за другим.
- Вишь нюни-то распустил! - сказал Филипп с суровым презреньем.
- Эка зюзя! - промолвил Верстан, - такой-то уж мокрый: обо всем ревет!
Был бы ты у меня, я бы тебя проучил…
- Вот что, Верстан, - перебил Фуфаев, - добудешь малого, вот про которого он тебе сказывал, того и учи; а об моем не сумлевайся. Мишка, подь ко мне… о чем? - спросил он, ощупывая ладонью лицо ребенка.
- Я… я… - начал, всхлипывая, мальчик, - я… я его не трогал…
- Стало, он?
- Он все меня бьет, - продолжал мальчик, заливаясь слезами, - я его не трогал ничем… он давно дерется… Я все ничего не сказывал… да больно уж дерется…
- Что ж это ты, брат, не уймешь его? Я уйму, когда так! - проговорил
Фуфаев, и на лице его в первый раз исчезла улыбка. Филипп только рассмеялся.
- Эх, уж эти курносые! погоди! подвернешься ко мне в сильные руки, я те отжучу! - сказал Фуфаев, обращая речь к Степке, скрывавшемуся за перегородкой, и, погладив по голове Мишку, прибавил весело: - Полно, Мишутка, придет и его черед; он тебя побил, и его побьют; наскочит!.. Надо, брат, привыкать: мал бывал, корки едал; вырастешь - кашу есть станешь, да еще масляную.
Речь его была прервана появлением старухи, которая несла штоф.
- Ай да тетка! молодца! Ей-богу, женюсь на тебе! право слово, женюсь! - закричал окончательно повеселевший Фуфаев. - Давай я разолью! - присовокупил он, быстро протягивая руки и завладевая штофом. - Ты, Верстан, у тебя руки неверны, как раз солгут, особливо коли себе наливать станешь… Тебя, брат, мы не знаем; каков твой обычай, не ведаем, - подхватил он, повертываясь к Филиппу, - ты, может статься, другим только подливаешь - себя обижаешь… и это неладно…
Мизгирь свидетель неверный: полушкой подкупить можно… Тетка невесть чью руку держит… Я разолью! У вас глаза и мера на глаз, у меня мерка настоящая, верная - вот! - заключил он, подымая кверху указательный палец.
