Людям, которым посчастливилось любоваться в Восточной Африке свободно живущими слонами, жирафами и львами или необъятными стадами зебр и гну, бредущих по степи Серенгети, всегда хочется узнать: а где еще на земном шаре можно увидеть нечто подобное? Такой вопрос задал себе и я. И именно затем, чтобы это узнать, я ездил в Австралию, на Новую Гвинею, в Советский Союз, в Канаду, в Индию и в разные другие места на Земле, где можно надеяться в наш технический век еще разыскать нетронутую, первозданную природу. И за тем же самым я недавно, второй раз в своей жизни, полетел в Южную Америку— на сей раз в Перу. Это двадцать часов лету от Франкфурта-на-Майне.
В столице страны — Лиме с ее трехмиллионным населением в августе уже прохладно: среднемесячная температура составляет пятнадцать градусов. Под зоопарк щедро отвели большую площадь, но она еще только начинает застраиваться. Вокруг же пустыня, голые, лишенные растительности горы. Тюленей на этой части побережья теперь уже не увидишь, говорят, что небольшое стадо их можно встретить лишь на отдельных, омываемых пенными бурунами скалах, далеко в море. Держатся эти последние представители прежде многочисленного вида весьма скрытно и осторожно. Число птиц, производителей гуано, населяющих сорок восемь перуанских островов, по подсчетам, в 1965 году с двадцати одного миллиона голов упало до трех миллионов. Объясняется это, скорее всего, чрезмерным выловом анчоуса, особого вида сардин, — рыбы, служащей основным кормом для этих водоплавающих. Несмотря на то что «гуановые острова» опоясаны запретными зонами, рыбаки тем не менее продолжают непрерывно вылавливать огромные массы анчоуса, идущего в основном на переработку в рыбную муку. Они настолько подорвали этим кормовую базу птиц, что те просто вымерли с голоду. Перуанские крестьяне прежде удобряли свои поля исключительно одним гуано, который вывозили с островов, где эти птицы создавали свои гнездовые колонии. Теперь для того, чтобы обеспечить поля необходимыми ежегодно пятьюдесятью пятью тысячами тонн естественных азотно-фосфорных удобрений, а тем более химическими удобрениями, необходимо было бы затратить четыреста миллионов марок в год!
Подобное же происходит с викуньями. Обитают они только близ снежной границы Анд, как правило, на высоте четырех тысяч метров над уровнем моря, потому что нуждаются в более сочной и питательной траве, чем обычные ламы. Те ведь довольствуются желтой колючей травой ичу, произрастающей в пустыне. А поскольку за шерсть викуньи выплачивают баснословные деньги, этих животных уже повсюду выбили. Истребили, невзирая на закон об охране. Практически сохранились они в одном-единственном месте — это на юге страны, в резервате, расположенном вдоль дороги, ведущей из Наски в Пукьо. Там иногда еще можно увидеть стадо викуний, превышающее тысячу голов.
Перу не присоединилось к Международной конвенции об ограничении вылова китов. Близ перуанского побережья промышляют даже гигантских серых китов, которых во всех морях земного шара осталось не более нескольких сот голов. Территориальные воды Перу простираются в море на двести миль. Поэтому чужие китобойные суда не могут приблизиться к основным скоплениям китов, которые держатся здесь обычно близ побережий. Зато перуанцы на своих утлых лодчонках бесстрашно выходят в море и охотятся возле своих берегов на кашалотов, которые сосредоточиваются здесь, привлеченные скоплениями каракатиц — основного корма этих китов. Загарпуненных животных весом до тридцати тонн затем буксируют в порты.
По сведениям, публикуемым перуанскими властями, таким способом ежегодно добывается свыше двух тысяч китов.
Я сажусь в самолет и лечу сначала над предгорьями Анд, склоны которых, обращенные к Тихому океану, совершенно пустынны и лишены какой бы то ни было растительности. Затем мы поднимаемся все выше, пересекаем гигантские горные массивы, а позже долго летим над бескрайними девственными лесами. Эти джунгли тут и там пронизаны извилистыми ниточками рек. И наконец, мы добираемся до верховьев Амазонки, где находится город Икитос. Длится такое путешествие всего три часа. А раньше, до изобретения самолета, на него уходило добрых сорок дней. При этом приходилось пешком карабкаться вверх и вниз через Анды, а потом неделями в утлых кану, на веслах спускаться вниз по рекам. Разумеется, проделывать такие путешествия могли лишь мужественные, сильные и решительные люди, к тому же в основном бедные. А богатые в прошлые времена из столицы страны — Лимы до главного города провинции — Икитоса добирались весьма сложным кружным путем: сначала на пароходе через Панамский канал, затем в Нью- Йорк, Англию и назад со стороны Атлантики входили в Амазонку и плыли вверх по течению до Икитоса. По времени это было не дольше, чем путешествие через Анды, но зато, разумеется, значительно удобнее и безопаснее. И именно от того, что путь от старого цивилизованного города Лимы до затерянного в глуши Икитоса был так долог и труден, здесь могли происходить такие чудовищные вещи, о которых дальше пойдет речь.
Четырехмоторный самолет, на котором я прилетел в Икитос, пошел на посадку, и, пока он несся по посадочной полосе, откуда ни возьмись с обеих сторон к нему кинулись стайки детей на велосипедах, которые изо всех сил жали на педали, стараясь не отстать от грохочущей крылатой махины.
Меня встречают мой оператор Алан Рут и его жена Жоан, которые прибыли сюда с Галапагосских островов и живут здесь уже несколько недель. Я поначалу никак не могу привыкнуть правильно выговаривать название города «Ики́тос», с ударением на втором слоге, потому что для меня гораздо привычней произносить Икито́с. Так называется знакомый мне небольшой городок в Судане.
В городе Икитосе есть что-то нереальное. Это город с поблекшим, притом отнюдь не таким уж древним великолепием. Протекающая в трехстах метрах внизу Амазонка в этом месте делает крутой поворот. В результате одряхлевшая помпезная набережная в двух местах оказалась размытой. Каменные балюстрады вместе с бронзовыми дуговыми фонарями обрушились. Однако ремонтом их здесь так никто и не занялся. Довольствовались лишь тем, что отгородили оставшуюся часть набережной хлипкими деревянными планками и сняли с постаментов бронзовые бюсты испанских губернаторов и генералов. Интересно, доберется ли река до безвкусно-роскошного углового дома, облицованного португальским цветным кафелем? Сейчас это административное здание, но прежде здесь была частная гостиница, построенная в начале века за баснословные деньги: более миллиона долларов. Возле рыночной площади можно увидеть дом, облицованный металлическими пластинами, покрашенными в зеленый цвет. Построен он по проекту знаменитого парижского архитектора Густава Эйфеля, автора Эйфелевой башни. На широких просторных улицах стоят несколько церквей, множество памятников. Да, в этом городке, в котором уже в начале века было пятнадцать тысяч жителей, безусловно, можно было кое-чего достичь! В те времена здесь ходил даже трамвай. Повсюду видны старые внушительные буржуазные дома, построенные в испанском стиле. Но у некоторых из них провалились крыши — их никто не ремонтирует. Правда, уже выстроен новый отель для туристов, но желающих совершить увеселительную прогулку на океанском лайнере из Саутгемптона (Англия) вверх по всей Амазонке до этого городка пока мало. Далековато. И хотя туристам и не приходится дорогой пересаживаться с одного вида транспорта на другой, тем не менее одна поездка по Амазонке (по прямой) составляет 2600 километров (как от Парижа до Москвы), а на самом деле это целых 3700 километров, учитывая изгибы реки.
Здесь в отличие от Лимы в августе ощущается приятное тропическое тепло, но зато и довольно сыро. Немая тоска, поблекшее великолепие этого странного городка возбудили мое любопытство. Откуда это удивительное богатство здесь, в глуши верховьев Амазонки? Я стал расспрашивать, рыться в старых книгах, подшивках деловых бумаг. Оказывается, богатство это основано на резине, на каучуке. Но, кроме того, на крови, порабощении индейского населения, массовом истреблении людей. По чисто торгашеским подсчетам, добыча каждой тонны каучука стоила две человеческие жизни — жизни двух аборигенов. На самом же деле каждая тонна экспортируемого через Икитос каучука стоила жизни
То, что мировой общественности довелось узнать об этом страшном злодеянии, — заслуга одного американского инженера по железнодорожному строительству В. Е. Гарденбурга. Я раздобыл себе в одной