— Эмма! Что ты здесь делаешь? — Когда на следующее утро Оливия спустилась в столовую и увидела дорогую гостью, у нее сразу поднялось настроение.

— Читаю про эвтаназию, — ответила Эмма.

Оливия фыркнула в кулак.

— Хорошенькое чтение для начала дня! Ты не видела Джейми? Его нет в комнате. — Очень хотелось узнать, что снова привело кузину Саймона в Шерраби, но, как всегда, ее первой заботой был сын.

Эмма отложила газету.

— Да. Он съел три куска этой вонючей копченой селедки, которую вы, англичане, так любите, и Энни повела его в школу.

— Уже?

— Он сказал, что до уроков у них будет репетиция рождественского представления.

— Ах, да, конечно. — Как она могла забыть об этом? Должно быть, на нее сильно подействовало отчуждение Саймона. Кроме того, в последнее время она стала чересчур привыкать к помощи Энни. — Джейми играет мудрого волхва, — объяснила она Эмме.

— Да. Так он и сказал, — пряча глаза, ответила Эмма.

Оливия улыбнулась.

— Я знаю, о чем ты думаешь: тот, кто поручил ему эту роль, сам далеко не мудрец.

Эмма улыбнулась в ответ, но улыбка ее была бледной; казалось, девушка готова заплакать.

— Да, так я и подумала.

— Я тоже. Но учительница сказала мне, что он до сих пор не поджег ясли Христа и не подбил пастухов на мятеж. — Оливия села в кресло и принялась за завтрак. — Однако я на всякий случай держу пальцы скрещенными… Эмма, так что тебя привело к нам? Не подумай, что я не рада тебя видеть.

— Сама не знаю. Просто удрала. Мама и папа опять уехали путешествовать, а я всегда пользовалась Шерраби как убежищем. — Она взяла треугольный тост, подумала и положила его обратно.

— Но ведь теперь у тебя своя квартира, — напомнила Оливия. — Разве можно убежать от самой себя?

— Я отказалась от апартаментов. Какой в них смысл, если у меня больше нет работы?

— Ох… — Оливия поняла, что допустила бестактность. — Ты… гм… уволилась?

— Не совсем. — Эмма ткнула вилкой в жареный помидор. — Это сделал Зак. Он позвонил в офис и сказал, что я переезжаю в Англию.

— Что?! — Ошарашенная Оливия налила себе кофе вместо чая. — Так ты переезжаешь?

— Ох, Оливия… — Эмма оставила помидор в покое и принялась за яйцо. — Я сама не знаю, что делаю. Я чувствую себя такой… потерянной.

— Это мне знакомо.

— Правда? — Эмма подняла глаза. — Да, конечно, тебе пришлось пережить тяжелые времена…

Оливия не стала объяснять, что тяжелые времена далеко не закончились. Золовка, отчаявшаяся решить собственные проблемы, вряд ли была в состоянии помочь кому-нибудь другому.

— Хочешь поговорить? — участливо спросила она.

— Сама не знаю. Может быть. — Эмма отвлеклась от статьи и отложила газету.

— У вас с Заком что-то случилось? — подсказала Оливия.

— Да уж. Случилось. Короче говоря, он прилетел в Нью-Йорк, велел мне бросить работу и заявил, что женится на мне. Вот и все.

— И ты согласилась?

Эмма покачала головой.

— Нет. Как я могла? Он не любит меня, а просто хочет командовать мной.

— Думаю, это было только начало, — сухо заметила Оливия.

— Нет. Он провел у меня ночь, а когда я проснулась, Зак уже ушел, оставив записку. Оказалось, он позвонил в фонд и сказал, что я больше не буду у них работать.

— О господи… И что же ты сделала?

— Я позвонила в офис и сообщила, что это ошибка. Но там заявили, что срок моего контракта истек и они решили не продлевать его. Мои призывы оказались настолько эффективными, что теперь они будут пользоваться ими несколько месяцев — возможно, с небольшими изменениями. Кроме того, они сказали, что я стала для них… помехой. Так что Зак оказался абсолютно прав, — трагически закончила она.

Оливия подумала, что именно эта правота и задела Эмму больнее всего.

— Ну что ж, — осторожно сказала она. — Разве это не значит, что ты можешь выйти за него замуж? А работу ты найдешь и здесь.

— Только если его высочество ее одобрит, — горько ответила Эмма.

— Ты не должна осуждать его. На тебя дважды напали. Никакой любящий тебя мужчина не смирился бы с этим.

— Да, конечно. — Эмма взяла вилку и набросилась на беззащитную жареную картошку. — Но я сомневаюсь, что он действительно любит меня. Он просто чувствует свою ответственность. И хочет командовать…

— Не очень похоже на Зака. Конечно, я знаю его хуже, чем ты…

— Просто ты на его стороне, — рассердилась Эмма.

— Нет. Я пытаюсь понять обе стороны. Что он сказал, когда вернулся? Извинился?

— Нет. Он сказал: 'Что я тебе говорил?'

Как всякий мужчина, со вздохом подумала Оливия. Если бы Заку хватило мозгов сказать, что он виноват, но поступил так, потому что любит ее, Эмма тут же упала бы в его объятия, чего, как она сильно подозревала, жаждали оба. Она видела, как Зак смотрит на Эмму. Дело там было далеко не в постели.

Когда-то на нее саму так же смотрел Дэн…

Она намазала тост маслом и деловито спросила:

— А что было потом?

— Я сказала, что он ублюдок, и ушла. Но… ох… Оливия… — Эмма положила вилку и прикрыла рукой рот. В ее глазах — на сей раз бирюзовых — заплясали искорки смеха. — Когда я дошла до Пятой авеню, то поняла, что ушла из собственного дома. Поэтому я вернулась, чтобы прогнать Зака.

Оливия безуспешно попыталась подавить смешок. Но когда Эмма опустила руку, оказалось, что она тоже смеется.

— Знаешь, Эмма, — спустя несколько минут выдохнула Оливия, когда обе они вытерли глаза салфетками с монограммой Шерраби. — По-моему, тебе не о чем волноваться. Ничто не в состоянии надолго