себя риску быть искалеченной или убитой.
— Счастливого пути, — сказал он вдогонку Заку и снова посмотрел на экран.
'Желтая роза' прервалась на полуслове. В наступившей тишине раздался голос Зака, отрывисто диктовавший указания. Ответа Дианы Саймон не разобрал, но сердитый стук по клавишам телефона не расслышал бы только глухой.
Довольный собой, Саймон выключил компьютер и снова положил ноги на стол. Дело сделано. Если кто-нибудь может повлиять на Эмму, то только Зак. Саймон всегда верил в это. Даже тогда, когда считал манию его кузины безнадежной.
Сейчас он вовсе не был в этом уверен. Когда Саймону позвонили расстроенные тетя и дядя и попросили помочь, он тут же решил послать на выручку Зака Кента. Но приказать партнеру лететь в Нью- Йорк или даже предположить, что он обязан отправиться туда, было то же самое, что приказывать танку. Тонкий подход всегда оправдывает себя.
Но только не с Оливией.
Саймон провел рукой по лицу. Его недовольство собой тут же испарилось. На его законную супругу не действовали никакие подходы.
Нет, он вовсе не хотел, чтобы Оливия ползала у него в ногах, и даже не слишком рассчитывал на то, что она полюбит его. Но, черт побери, как можно до конца дней своих жить с женщиной, которая считает тебя лжецом и мошенником? Которая всерьез думает, что должна расплачиваться с тобой собственным телом? О, он мог оживить это тело в любой момент; так уже бывало. Одно время ему казалось, что этого достаточно. Однако вскоре Саймон понял, что заниматься любовью с послушным автоматом не приносит ему никакого удовлетворения. В тот единственный раз, когда Саймон овладел ею исключительно по обязанности, она с готовностью отдалась ему. Но радости при этом он не испытал. Судя по всему, она тоже.
После того случая он не мог заставить себя прикоснуться к жене.
— Вот что бывает, когда женишься второпях, друг мой, — проворчал он своему отражению на экране. — Когда думаешь, что аккуратной попки и задумчивых глаз достаточно для того, чтобы создать семью.
В соседнем кабинете проворчали 'спасибо', и через минуту в дверь просунулся нос Дианы.
— Что, разговариваете с умным собеседником, мистер Себастьян? Нужно следить за собой!
Когда Саймон пробормотал, что следить за собой должна именно она и что он терпеть не может желтых роз, Диана только засмеялась и сказала, что ей жаль его бедную жену.
Хмурая Оливия поднялась по широкой лестнице и пошла к себе в спальню. Саймон посмел сказать ей: 'Да здравствует Англия и род Себастьянов'.
Она поджала губы и заставила себя забыть сцену в парижской спальне, разыгравшуюся восемь недель назад, в последний день их медового месяца.
— Черт бы побрал Себастьянов, — пробормотала она, открывая дверь и рассеянно осматривая свою солнечную желто-кремовую комнату с цветастыми шторами и кроватью, накрытой желтым стеганым одеялом. При виде двери в смежную спальню Саймона, неизменно остававшейся закрытой после их возвращения из Парижа, глаза Оливии вспыхнули. — А особенно Саймона Себастьяна, — добавила она, теребя пояс своего красного спортивного платья.
Но в случившемся был виноват не только Саймон. Она знала, что масла в огонь подлило ее нежелание смириться с тем, что Саймон прочитал ее дневник. Если бы не это, их брак по расчету мог бы сложиться вполне удачно.
Она инстинктивно отвернулась от закрытой двери, посмотрела на удобную кровать с желтым одеялом и подумала о куда большей кровати, которую делила с мужем в Париже в ту памятную ночь.
Англия и Себастьяны! Она вспомнила, как при этих словах попыталась вырваться из объятий Саймона. Ее сопротивление привело к тому, что руки Саймона скользнули по ее бедрам, спустились ниже, и она задохнулась от острого желания, которое не имело ничего общего с желанием обратиться в бегство.
Она нагнулась и жадно поцеловала его в губы. Саймон вернул поцелуй и посадил ее к себе на колени. А потом они почему-то оказались на полу, ее ночная рубашка превратилась в красную тряпку, лежавшую под столом.
На сей раз ей было не до раздумий. Она перестала сдерживаться и снова ощутила тот подобный взрыву оргазм, какого не ощущала никогда с Дэном, оргазм, который оставил ее вялой, сытой и испытывающей странное новое чувство, не имевшее названия.
Сначала она была уверена, что Саймон испытывает то же самое. Но тут он поднялся на ноги, помог ей встать и сказал:
— Итак, айсберг растаял. Значит ли это, что я растопил и твое сердце?
Тон Саймона был столь небрежным, столь равнодушным, что ее воскресшая было надежда на если не счастливую, то более-менее благополучную семейную жизнь тут же обратилась в прах. И она не нашла ничего лучшего, чем ответить:
— Нет. Мое сердце осталось нетронутым.
Саймон кивнул.
— Ладно. В таком случае будем надеяться, что дело сделано.
Дело? Прошло несколько секунд, прежде чем Оливия поняла, что он имеет в виду. Это больно задело ее.
Саймон надеялся, что сумел сделать ей ребенка. Как будто речь шла об успешной вакцинации. Поскольку Саймон никогда не притворялся, что хочет от нее чего-то большего, не следовало принимать его слова близко к сердцу. Но она принимала. И очень близко. Чувствовала себя свиноматкой, купленной на рынке с целью получить от нее здоровых поросят.
Оливия опустила глаза, подавленная его равнодушием, в котором была виновата сама, и, видя, что Саймон не делает ни малейшей попытки прикоснуться к ней, тихо забралась в постель.
В конце концов она уснула, но узнать, ложился ли в ту ночь Саймон, ей так и не довелось. Когда Оливия открыла глаза и увидела, что на улице стоит серое и туманное сентябрьское утро, Саймон уже встал, оделся и заканчивал собирать чемоданы.
После возвращения в поместье Оливия почти не видела мужа. Большую часть времени он проводил в своей лондонской квартире, возвращаясь домой только на уик-энд. В Шерраби же старательно избегал ее. Чаще всего он запирался у себя в кабинете, ссылаясь на то, что взял работу домой. А когда не работал — вернее, не притворялся, что работает, — совершал дальние поездки верхом на Кактусе. Якобы к арендаторам. Со многими арендаторами Оливия теперь была знакома и знала, что они его и в глаза не видели.
Во время совместных трапез, которых нельзя было избежать, не обидев миссис Ли, Саймон был подчеркнуто вежлив с Оливией и добр, но тверд с Джейми.
Ее изумляло то, как непринужденно ведет себя Джейми с отчимом. Но причина этого заключалась не только в Перекати-поле — обещанном пони, который появился в поместье две недели назад, как раз ко дню рождения Джейми.
Ее отвлекло хлопанье крыльев за окном. Небо было усеяно скворцами, летевшими в сторону леса. Оливия оперлась о подоконник и смотрела вслед птицам, пока те не превратились в темные пятнышки на горизонте. Затем она опустила глаза и полюбовалась на луга. Где-то там, в поле, свежем и зеленом после выпавшего ночью дождя, Саймон учил Джейми ездить верхом.
Вчера вечером муж вернулся поздно, а когда она спустилась к завтраку, уже исчез с Джейми. Для пасынка у него всегда находилось время. Счастливчик Джейми.
Эта мысль привела ее в чувство. Конечно, она не жалела о времени, которое Саймон тратил на ее сына. Наоборот, была счастлива и испытывала облегчение от того, что у Джейми наконец появился человек, на которого можно было смотреть снизу вверх.
Так почему же она сама не могла смотреть на Саймона снизу вверх? И почему чувствовала себя несчастной и отверженной? Если она хотела внимания Саймона, от нее требовалось только одно: сказать об этом. Он бы непременно выполнил то, что считал своим долгом в соответствии с заключенным ими соглашением.
