отравителя и бросил его в тюрьму.
— Быть такого не может! — возмущалась я. — Он что, совсем с ума сошел? Кому могло в голову прийти хоть чем-то навредить бедняжке Изабелле? Кого это он там арестовал? И с какой стати?
— И не просто арестовал, — сокрушенно произнес Эдуард, держа в руке письмо, — а совершил нечто куда более страшное. — Мой муж явно был потрясен полученным посланием. — Ты права: Георг, видимо, совсем спятил. Он поволок эту несчастную служанку в суд, приказал судьям признать ее виновной в убийстве Изабеллы и заставил отрубить ей голову. Служанку уже казнили — для этого оказалось достаточно одного лишь слова Георга, будто у нас в стране и законов никаких нет, высшая власть — это Георг, и ни законы, ни даже сам король ему не указ. Словно это он правит моим королевством и я сам позволил установить в Англии тиранию!
— Кто она? Кто? — спросила я настороженно. — Кто эта несчастная служанка?
— Ее звали Анкаретта Тюиньо, — заглянув в письмо, ответил Эдуард. — Судья пишет, что Георг запугал их, что он прямо-таки силой заставил их вынести бедняжке суровый приговор, хотя против нее не было никаких улик или свидетельств — только обвинение, выдвинутое самим Георгом. Судья и адвокаты не осмелились ему перечить, и он велел им послать на смерть бедную женщину. Он обвинил эту несчастную в отравлении, в колдовстве и в том, что она прислужница настоящей ведьмы. — Эдуард оторвал глаза от бумаги и вопросительно посмотрел на мое побелевшее лицо. — Настоящей ведьмы? Тебе что-нибудь известно об этой женщине, Елизавета?
— Анкаретта была моей шпионкой в доме у Георга, — тут же призналась я. — Но это все. Разумеется, у меня не было ни малейшей необходимости травить бедную маленькую Изабеллу. Да и что бы мне это дало? А уж обвинение Анкаретты в колдовстве — полная чепуха! Да и зачем прибегать к колдовству? Да, мне никогда не нравились ни Изабелла, ни ее сестра, но я не желала зла ни той ни другой.
Эдуард кивнул.
— Верю. И ты, конечно же, не травила Изабеллу. Но выяснил ли Георг, что та женщина, которую он казнил, была у тебя на содержании?
— Возможно. Возможно. Иначе с чего бы он выбрал именно ее? Чем еще она могла вызвать у него столь сильное недовольство? Может, это его предупреждение мне? Или даже угроза?
Эдуард швырнул письмо на стол.
— Бог его знает! На что Георг надеялся? Чего хотел добиться, убивая несчастную служанку? Породить новую порцию сплетен? Причинить нам дополнительные неприятности? Нет, придется с ним что-то делать, Елизавета. Я не могу допустить, чтобы это продолжалось.
— И как же ты поступишь?
— У Георга имеется небольшая группа личных советников: это очень опасные, вечно всем недовольные люди. Один из них, это совершенно точно, практикующий колдун-предсказатель, если не хуже. Я этих людей арестую и прикажу возбудить против них судебный процесс. Я сделаю с его людьми то, что он сделал с твоей Анкареттой. Пусть это станет ему предостережением. Он не может безнаказанно бросать вызов нам или тем, кто нам служит; он должен понять, что сильно рискует, поступая так. Надеюсь, у него хватит на это ума.
Я кивнула.
— А они нам вреда причинить не могут? — засомневалась я. — Колдуны эти.
— Только если ты сама поверишь — как, судя по всему, верит Георг, — что они и впрямь способны навести на нас чары.
Я улыбнулась, надеясь улыбкой скрыть свой страх. Разумеется, я верила в возможности колдунов! Разумеется, колдуны Георга могли навести на нас чары! Разумеется, я их боялась! Я очень опасалась, что они уже прибегли к колдовству.
Тревожилась я не зря. Эдуард действительно велел арестовать известного колдуна Томаса Бардетта и еще двоих, тоже пользовавшихся дурной славой; их подвергли допросу, и в результате из них прямо-таки полилась невероятная мешанина из всевозможных историй, связанных с черной магией, угрозами и колдовством.
Мой брат Энтони отыскал меня, когда я стояла, привалившись тяжелым животом к каменной стене Вестминстера, и смотрела на реку. Был солнечный майский день. У меня за спиной в саду дети играли в лапту. Услышав разъяренные вопли о том, что кто-то «жулит», я поняла: мой сын Эдуард проигрывает и пытается переменить счет, воспользовавшись своим титулом принца Уэльского.
— Что это ты здесь делаешь? — обратился ко мне Энтони.
— Прошу реку превратиться в непреодолимую преграду для любого внешнего врага, чтобы все мои близкие и я были в безопасности.
— Неужели Мелюзина действительно появляется из вод Темзы, стоит тебе позвать ее? — усмехнулся Энтони.
— Если бы она приходила по первому моему зову, я бы давно уже попросила ее повесить герцога Кларенса вместе с его колдуном. Причем немедленно и без лишних слов.
— Но ты же не думаешь, что этот человек как-то тебе навредил, всего лишь произнеся несколько недобрых фраз? — уточнил Энтони. — Он ведь никакой не волшебник. Волшебников вообще нет на свете. Это все сказки, которыми только малышей испугать можно.
И Энтони оглянулся на раскричавшихся детей, которые как раз требовали у Елизаветы, самой старшей, разобраться, кто пропустил мяч.
— Зато Георг этому человеку верит. И кстати, очень неплохо заплатил, чтобы тот предсказал смерть короля. А потом и еще приплатил, чтобы короля сглазить. Георг нанял этого колдуна, собираясь всех нас уничтожить. И я уже чувствую действие его заклятий — и в воздухе, и на земле, и даже в воде.
— Чушь какая! Он такой же колдун, как ты — ведьма.
— А я и не утверждаю, что я ведьма, — тихо ответила я. — Но кое-какое наследство Мелюзина мне оставила. Да-да, Энтони, я ее прямая наследница. И ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду: у меня есть этот дар, какой был у нашей матери. Есть он и у моей дочери Елизаветы. И когда наш мир поет мне свою песнь, я ее слышу. И тогда со мной происходят невероятные вещи, сбываются мои пожелания и вещие сны. Мне являются знамения, я замечаю тайные знаки, а порой даже знаю, что ждет нас в будущем. Это правда, Энтони, я действительно обладаю даром предвидения.
— Но это вполне может быть и просто откровением Господним, — решительно возразил Энтони. — Ведь именно так и проявляется сила молитвы. А все остальное — лишь попытка выдать желаемое за действительное. И женские фантазии.
Я улыбнулась.
— Я тоже думаю, что это дар Божий. И никогда в этом не сомневалась. Вот только Бог почему-то говорит со мной посредством этой реки.
— Ты еретичка и язычница, — сердито, как и подобает старшему брату, заявил Энтони. — Ведь Мелюзина — просто персонаж волшебной истории, а Бог и Сын Божий — основа истинной веры. Ну зачем, ради всего святого, ты сама строила храмы, часовни и школы, освящая их Его именем? Твоя любовь к рекам и источникам — это суеверие, внушенное нашей матерью; в подобные вещи верили разве что древние язычники. Ты не должна пачкать святую веру подобными вымыслами, создавая некую собственную религию, и не должна пугаться тобою же изобретенных дьявольских сил.
— Конечно, братец, конечно. — Я смиренно потупилась. — Ты у нас человек благородный и высокообразованный, и я не сомневаюсь, что ты во всем разбираешься гораздо лучше меня.
— Прекрати! — Энтони со смехом поднял руку, призывая меня умолкнуть. — Прекрати, пожалуйста! И не думай, что я стану спорить с тобой. Я ведь прекрасно понимаю: у тебя своя теология, истоки которой отчасти в волшебной сказке, отчасти в Библии, а все вместе — полная чушь. Но умоляю тебя, ради всех нас: пусть твои представления о вере останутся тайной, известной лишь тебе одной. Храни ее. Но не пугай себя понапрасну вымышленными врагами.
— Но мне действительно снятся вещие сны.
— Это только ты так считаешь.
— Энтони, вся моя жизнь служит доказательством того, что магия действительно существует, что я обладаю даром предвидения.
