обо всем договорились, и в июне мы со Стэнли должны были пожениться. Надо заметить, это решение далось мне непросто: впервые в жизни я, став вдовой, обрела полное право распоряжаться своими землями, однако после заключения брака все мое имущество переходило в руки лорда Стэнли. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы оставить за собой хоть что-то, ведь, согласно закону, жена не имела почти никаких имущественных прав. Кое-что мне действительно удалось сохранить, и я не жаловалась, поскольку сознавала, что сама выбрала себе нового хозяина.

Впервые мы встретились за день до свадьбы у нас в Уокинге, в моем доме — хотя отныне это был его дом. Лишь теперь я смогла как следует разглядеть Стэнли и нашла, что он неплохо сложен и недурен собой: темноволосый, с довольно приятным продолговатым лицом, слегка поредевшими волосами и гордой осанкой; одет он был дорого — явно хотел продемонстрировать мне свое богатство, выбрав эти расшитые золотом и шелком одежды. В общем, я смотрела на него и понимала: в нем нет ровным счетом ничего, что заставило бы мое сердце возбужденно забиться; впрочем, подобные душевные волнения мне были совершенно ни к чему. Я нуждалась в мужчине, на которого могла бы рассчитывать в смысле… его откровенного двоедушия. Мне был необходим человек, с виду полностью достойный доверия, но на самом деле доверия никак не заслуживавший. Мне был нужен союзник, сообщник по заговору, который умеет самым естественным образом играть на обе стороны. Увидев прямой взгляд лорда Стэнли, его кривую улыбку и в высшей степени самодовольную физиономию, я сразу сделала вывод: вот тот, кто мне нужен.

Естественно, прежде чем спуститься к нему, я повертелась перед зеркалом и в очередной раз испытала невольное раздражение, вспомнив королеву Елизавету Йоркскую. Я не раз слышала, как красивы ее большие серые глаза, но у меня-то были всего лишь карие. Мне было известно, что она предпочитает высокие головные уборы конической формы, с которых ниспадают бесценные тонкие вуали, и от этого кажется, что она чуть ли не семи футов ростом; я же обычно носила апостольник, точно монахиня. Все вокруг восхищались прекрасными золотистыми волосами королевы, а у меня волосы были каштановые, хоть и густые, как грива шотландского пони. Я приучила себя к благочестивому образу жизни, стремилась к духовности, а Елизавета была полна тщеславия. Но я была такой же высокой, как и она, и весьма стройной благодаря соблюдению бесконечных постов. Кроме того, я была сильной и смелой, а именно эти качества разумный мужчина и должен искать в женщине. Я умела не только читать и писать, но и сделала несколько неплохих переводов с французского языка; я изучала латынь и даже составила собственный небольшой молитвенник, который сама же перевела, переписала и отдала слугам, приказав им читать его утром и вечером. Таких женщин, как я, у нас в стране было очень немного — да вряд ли вообще нашлась бы еще одна женщина, которая могла бы перечислить столько же достоинств! Я была весьма умна и хорошо образована; я принадлежала к королевскому семейству, и сам Господь призвал меня на великие дела; я чувствовала, что сама Богородица не оставляет меня своими заботами; молясь, я постоянно слышала глас Божий.

Однако же я прекрасно понимала: все мои добродетели ничего не значат в обществе, где женщин, подобных нашей королеве, восхваляют до небес лишь за очаровательную улыбку и доступность нежного, напоенного сливками тела. Мне же были свойственны задумчивость, простота и честолюбие. И теперь я засомневалась: а будет ли этих качеств достаточно моему новому мужу? Уж я-то хорошо знала — да и кому было знать, как не мне, которую всю жизнь недооценивали, с которой никогда не считались! — что духовное богатство в нашем мире не особенно ценно.

Обедали мы в большом зале в присутствии моих вассалов и слуг и лишь после обеда смогли спокойно, наедине побеседовать, когда лорд Стэнли навестил мои покои. Я шила там со своими фрейлинами, одна из них читала вслух Библию. Стэнли тихонько вошел и устроился в сторонке, стараясь не прерывать чтение; он внимательно слушал, склонив голову, пока фрейлина не умолкла, добравшись до конца намеченного отрывка. Значит, отметила я, он человек богобоязненный или, по крайней мере, хочет таким казаться. Затем я жестом попросила фрейлин удалиться, и мы с лордом Стэнли пересели поближе к огню, причем он выбрал то самое место, где прежде любил сидеть по вечерам мой муж Генри, болтая со мной о всякой чепухе, щелкая орехи и бросая скорлупу в огонь; на мгновение я почувствовала в сердце острый укол тоски по этому большому и уютному человеку, который, точно невинный ребенок, умел быть счастливым в своей неприметной жизни и довольствоваться малым.

— Надеюсь, я стану для вас вполне подходящей женой, — тихо промолвила я. — Но по-моему, нам лучше сразу все обсудить, чтобы условия устраивали нас обоих, не так ли?

— Рад, что вы подумали об этом, — вежливо отозвался Стэнли.

Тогда, немного помолчав, я задала главный вопрос:

— Надеюсь, мои помощники дали вам ясно понять, что рожать я более не намерена, а значит, общих детей у нас не будет?

Он даже глаз на меня не поднял — возможно, моя прямота его несколько ошеломила — и с ответом не спешил.

— Я догадался, что исполнение супружеских обязанностей в нашем браке не является обязательным, — наконец сказал он. — То есть сегодня ночью мы разделим ложе, дабы окончательно закрепить брачный контракт, однако впредь вы намерены соблюдать нечто вроде обета безбрачия, подобно монахине.

Негромко вздохнув, я уточнила:

— Надеюсь, вас это устраивает?

— Абсолютно, — холодно произнес он, по-прежнему на меня не глядя.

И у меня вдруг мелькнула мысль: а действительно ли я так уж хочу, чтобы он с готовностью согласился лишь считаться моим мужем, но ни в коем случае не иметь со мной любовных отношений? Вот, например, Елизавета, наша королева, будучи на целых шесть лет старше меня, до сих пор предается страстным любовным утехам со своим муженьком, и тот охотно демонстрирует ей свои чувства, так что каждый год у них рождается по ребенку. Наш брак с Генри Стаффордом оказался бесплодным, тем более что мой покойный супруг не слишком часто посещал мою спальню; так, может, мне стоило бы попытать счастья с другим мужчиной? Тем более у Стэнли уже есть дети… Но я сама поставила ему столь жесткие условия еще до того, как нам довелось встретиться.

— Мне кажется, я избрана Господом для более высоких целей, — пояснила я, почти приглашая Стэнли поспорить. — Я обязана подчиняться Его воле и не могу быть одновременно любовницей мужчины и служанкой Бога.

— Это уж как вам угодно, — обронил Стэнли почти равнодушно, будто мои слова не имели для него никакого значения.

А я так надеялась, что он поймет: это мое призвание! И почему-то мне было жаль, что он даже не попытался убедить меня стать ему настоящей женой.

— Это Господу нашему было угодно, чтобы я родила следующего английского короля из дома Ланкастеров. — Я наклонилась к Стэнли и перешла на шепот. — Свою жизнь я отдала сыну; я всегда старалась оградить его от опасности; я поклялась, мало того, дала святой обет, что приложу все силы, но непременно возведу его на трон. Вот почему я могу иметь лишь одного ребенка, вот почему телом и душой я предана только сыну и его успеху.

Стэнли все-таки посмотрел на меня, словно желая убедиться, действительно ли мое лицо светится от столь высокой цели.

— По-моему, я вполне ясно сообщил вашим помощникам, что отныне вам придется служить дому Йорков, — заметил он, — королю Эдуарду и королеве Елизавете.

— Да, и я тоже вполне ясно объяснила вашим людям, что хочу оказаться при дворе. Ведь лишь благодаря благосклонности короля Эдуарда я смогу вернуть сына домой.

— Вас, разумеется, пригласят ко двору вместе со мной. И вы, я надеюсь, не только займете подобающее место в покоях королевы, но и будете всячески поддерживать меня во всех моих делах и