– Это круп, – сказала Тресси Линкольнширу, который каждый день заглядывал в кухню, чтобы переброситься с ней парой слов.

Англичанин озабоченно поглядел на красное от жара личико малыша.

– Ну, не знаю, – сказал он, – только мне не нравится, как он выглядит. Может, тебе лучше отнести его к доктору? Говорят, в городе появился новый врач, и как будто неплохой. Я пошлю кого-нибудь за ним, так будет надежней.

Тресси похолодела от страха и недобрых предчувствий – словно мороз прошел по коже. Она уложила Калеба животом себе на плечо – похоже, так ему было легче дышать между приступами удушливого кашля. Держа малыша на плече, она стряпала завтрак, ворочала тяжелые котлы с похлебкой и сковороды с жирной свининой, одной рукой наполняла тарелки. Рабочие, которые и сами едва держались на ногах после неравной схватки с морозом и ветром, прониклись к ней жалостью и сами наливали себе кофе и клали добавку.

Тресси беспокойно расхаживала у плиты, шаркая ногами – сапоги, купленные на зиму, оказались ей великоваты и вдобавок чересчур тяжелы. Она то бормотала Калебу ласковые слова, то плакала, вне себя от страха и горя.

– Милый, милый мой, дорогой, единственный, – шептала она, вслушиваясь в надрывный кашель, – ради бога, только не умирай! Господи, спаси моего сына!

Пытаясь успокоиться, Тресси твердила себе, что круп, в конце концов, дело обычное, малыши зимой часто болеют. Ах, если б у нее были бабушкины припарки, уж она бы живо выгнала из него хворь! Тресси могла лишь надеяться, что ученый городской доктор знает, чем лечат круп, и даст ей все необходимое. Где в этих проклятых горах раздобыть живокость для сиропа или горчицу для припарок? Такие снадобья быстро исцелили бы Калеба.

Вымыв посуду после завтрака, Тресси набросила пальто и вышла на мороз. Калеб, выбившись из сил, заснул в кроватке. Она подложила ему под спину подушку, чтобы легче дышалось. Вскоре у подножия горы появилась большая черная коляска, запряженная крупным серым жеребцом. Тресси силилась разглядеть человека, который сидит в ней. За коляской доктора подъехал Джарред Линкольншир верхом на косматом рыжем мерине. Так, значит, он сам ездил за доктором? Тресси ощутила прилив благодарности к англичанину, хотя он, на ее взгляд, дурно обходился с ее подругой Розой.

Едва Джарред спешился, из коляски выбрался высокий кряжистый человек. Оба мужчины так закутались от ветра, что и лица толком не разглядишь. Доктор был огромного роста – Тресси прежде не видела таких великанов, если не считать Доула Клинга. Она прогнала прочь непрошеные мысли о бесчестном папаше Калеба и побежала под навес.

Склонившись над малышом, Тресси коснулась щекой его горячей щечки – и едва не обожглась, таким сильным был жар. Калеб дышал тяжело, и при каждом вдохе в груди у него что-то свистело. Девушка с испугом оглянулась на вошедшего доктора – великан не спеша стягивал просторное пальто из бизоньей шкуры.

– Ох, доктор, он весь горит и дышит так тяжко. Боюсь, как бы не…

Тресси осеклась, перехватив тяжелый взгляд неподвижных блестящих глаз. Где-то она уже видела эти глаза! И это лицо. Широкие скулы, крупный, четко очерченный нос, тяжелая складка губ – все это казалось Тресси знакомым. Доктор был чисто выбрит, светлые, почти бесцветные волосы аккуратно подстрижены. Девушка помотала головой и с силой прижала пальцы к вискам. Быть того не может! Просто она слишком напугана, вот и чудится всякое…

Калеб захрипел и зашелся надрывным кашлем – и Тресси тут же забыла о своем наваждении.

– Вот, Тресси, это доктор Абель Гидеон. Я тебе о нем говорил.

Великан кивнул.

– Ага, – сказал он, – так это и есть наш маленький больной? Ничего, мы его скоро поставим на ноги. Ну- ка, мэм, посторонитесь и дайте мне осмотреть его.

Тресси отступила на шаг. Линкольншир костлявыми пальцами крепко сжал ее плечо, словно боялся, что она вот-вот упадет. Широкая спина доктора совершенно заслонила от них Калеба, и слышно было только, как мальчик тяжело, с присвистом дышит, то и дело разражаясь хриплым плачем.

Казалось, осмотр длится вечно, но вот доктор Гидеон наконец повернулся к Тресси.

– Я дал ему кое-что, чтобы очистить организм от ядовитых соков. После того как малыш облегчится, пусть примет вот это лекарство. – Он достал из саквояжа склянку с бурой жидкостью. – Гадость ужасная, – добавил он, густо хохотнув, – но уж поверьте мне, чем горше лекарство, тем действенней.

Тресси почти со злостью взглянула на этого бесчувственного коновала, но доктор Гидеон в ответ лишь похлопал себя по солидному животу.

– Накапайте лекарство на кусочек сахару, тогда мальчик охотнее проглотит его. Принимать каждые четыре часа, и пусть пьет побольше воды.

– Он ничего не ест, – дрожащим голосом проговорила Тресси.

Гидеон окинул взглядом ее грудь, и в глазах его мелькнул странный огонек.

– Вам не нужно помочь?

– Зачем? Я не больна.

– Я имею в виду, сцедить молоко. Если мальчик отказывается от еды…

Тресси почудилось, что на лице доктора промелькнула издевательская ухмылка. Он протянул руку к ее груди, Тресси попятилась. Господи, да что же это она так боится этого человека? Он же, в конце концов, врач. Джарред говорил, что в городе о нем отзываются с похвалой. Тресси и сама не знала, отчего ей так не хочется объяснять доктору, что на самом деле Калеб вовсе не ее сын. Незачем ему знать об этом, вот и все. И, не сказав ни слова, она повернулась к доктору спиной. Пусть себе думает о ней, что ему заблагорассудится.

На плечо ей легла тяжелая мужская рука.

– Прошу прощения за назойливость, мэм. Понимаю, вам нелегко. И все же, если вам потребуется