– Странный привкус остался у меня после Германии, – сказал Андренио.
– Еще бы! – заметил Критило.
– Ну и как? Понравилась вам сия обширная страна, бесспорно, самая большая в Европе? Говорите, не стесняйтесь.
– Что до меня, – отвечал Андренио, – нигде я не испытал такого удовольствия.
– А я – такого неудовольствия, – заметил Критило.
– Вот-вот. Вкусы разные. Потому-то мир не живет на один лад. Но что тебе больше всего в Германии понравилось?
– Вся понравилась, – сверху донизу.
– – Ты хочешь сказать – Верхняя и Нижняя?
– Вот именно.
– Полагаю, имя ей было дано как определение. «Германия» – от germinando [560]: земля, которая все производит и порождает, плодовитая мать всего живого и для жизни потребного, всего, что только может представить воображение.
– Верно, – сказал Критило, – простору много, но толку мало, взяла количеством, не качеством.
– Так ведь там не одно государство, – возразил Андренио, – а много, составляющих одно; коль приглядеться, каждый князь – почти король; каждый город – столица; каждый дом – дворец; каждый замок – цитадель; и вся она – собрание многолюдных городов, блестящих столиц, пышных храмов, прекрасных зданий и неприступных крепостей.
– На мой взгляд, – сказал Критило, – это и причиняет ей наибольший вред и приведет к гибели – больше княжеств, больше голов; больше голов, больше причуд; больше причуд, больше раздоров. И, как сказал Гораций, когда государи сумасбродствуют, подданные страдают [561] .
– Но ты не можешь отрицать, – сказал Андренио, – что земля эта тучна и обильна. Подумай, она всем одарена – недаром говорят: Испания богатая, Италия благородная, а Германия сытая. Сколь обильна она зерном, скотом, рыбой, дичью, овощами и фруктами! Как богата минералами! Какими густыми лесами одета! Какими рощами украшена, какие луга радуют глаз! Сколько рек полноводных да судоходных! Право, в Германии больше рек, чем в других странах ручейков; больше озер, чем в других местах источников; больше дворцов, чем в иных краях домов; и больше столиц, чем в прочих государствах городов.
– Это верно, – сказал Критило, – признаю, ты прав; но именно в этом я вижу ее беду, само изобилие ее губит – оно как бы подбрасывает дрова в пламя испепеляющих ее непрестанных войн, кормя против своей же страны многие и многочисленные армии, что другим государствам не под силу, в особенности Испании, та в такие игры не играет.
– Но поговорим о достолюбезных обитателях Германии, – сказал Угадчик. – Как вы с ними ладили?
– Что до меня, превосходно, – сказал Андренио. – Очень они мне понравились, вполне в моем вкусе; уверяю вас, прочие нации ошибаются, называя немцев скотами; смею утверждать, что немцы – самые большие люди в Европе.
– О да, – сказал Критило, – но не самые великие.
– В теле каждого немца уместятся два испанца.
– Да, но только половина испанского сердца.
– Какие полнотелые!
– Но бездушные.
– Какие хладнокровные!
– И холодные.
– Какие храбрые!
– Даже жестокие.
– Какие красивые!
– Но отнюдь не изящные!
– Какие высокие!
– Но ничуть не возвышенные.
– Какие светловолосые!
– И желторотые.
– Какие сильные!
– Но не мужественные. Телом гиганты, духом карлики.
– Скромны в одежде.
– Но не в еде.
– Умеренны в расходах на домашнее убранство и утварь.
– Но неумеренны в питье.
– Э, у них это не порок, а нужда. Чем была бы этакая туша без вина?