– О, самый странный, но и самый распространенный; и чем любезней, тем подлей.
– Как же звать это чудовище?
– Зачем звать? Его и так все знают, даже восхваляют и, несмотря на наглость, радушно встречают. Повсюду суется, всюду мутит. Во дворцах ему открыты все входы-выходы, обиталище его в столицах.
– Теперь еще меньше понимаю, ума не приложу, что это, хотя знаю, таких всюду много, а в столицах они кишмя-кишат.
– Ну, так скажу тебе, что это была начальница их всех, завлекательная Химера. О, пагуба нашего времени! О, всеобщий порок! О, чума века! Моднейшая нелепость! – воскликнул новый спутник.
– Потому-то я, лишь увидел ее близко, – сказал Критило, – произнес заклятье. О. чудище столичное! Зачем я тебе? Чур меня, ступай в пошлый свой Вавилон, где тысячи дурней живут с тобою и тобою: там все – ложь, обман, мошенничество, плутни, выдумки и химеры. Чур меня, ступай к тем, кто мнит о себе, к призракам, лишенным сути и напичканным наглостью, чуждым знаний и набитым фантазиями; там все – сплошное самомнение, безумие, напыщенность, помпа и химеры. Ступай к угодливым, фальшивым, бесстыжим льстецам, что всех восхваляют и всегда лгут; к простакам, что им верят и платят за дым и ветер; там все – ложь, обман, глупость и химеры. Ступай к обманываемым соискателям и обманывающим чинушам – одни притязают, другие не исполняют, приводят отговорки, водят за нос, подают пустые надежды; там все – сладкие слова и химеры. Ступай к злосчастным прожектерам и горе-изобретателям, к тем, что тщатся осчастливить других, сделать бедняков крезами, когда сами подобны Иру [558]; к тем, что придумывают, как накормить других, когда сами пуще голодают; там все – наважденье, голов мороченье, глупость и химеры. Ступай к политикам-самодурам, охотникам до опасных новшеств, любителям рискованных маневров, к тем, кто переворачивают мир вверх дном, кто не только не умеет новое приобрести или старое сберечь, но теряет и то, что есть, неся погибель всему свету и даже двум, Старому и Новому; там все гибель и химеры. Ступай в современный Вавилон бездарных писаний, культистских, напыщенных виршей, фраз без мыслей, листьев без плодов, томов без смысла, туш без душ; там все сумбур и химеры. Ступай в суды, где неправда; в школы, где софистика; на биржи, где жульничество, и во дворцы, где химеры. Ступай к лживым болтунам, к легковерным дурачкам, развязным нахалам, надменным аристократам, вралям-сватам, тяжущимся глупцам, мнимым ученым: все ложь и химеры. Ступай к людям нашего века – ни честного мужчины, ни благородной женщины, все плутуют; дети лгут, старики обманывают, родные покидают, друзья предают. Ступай туда, откуда мы уходим, в этот мир без мира, лабиринт фальши и химер. Произнеся заклятье, я постарался убежать от Химеры, от всего как есть мира, и пошел по пути Правды, да так удачно, что встретил тебя.
– Большое диво, – молвил Угадчик (так, слышал Критило, его звали), – что ты ушел цел и невредим.
– Не очень-то цел, – отвечал Критило, – половину меня отняли, там осталось мое второе «я», мой Андренио, больше друг, чем сын, теперь уже и не мой и не свой, но раб скотского винопития.
Не в силах дальше говорить, Критило залился слезами.
– Ну полно, – сказал новый знакомец, – не горюй, что он жирует. А чтобы утешить и вернуть покой, поведу тебя обратно, там испробуем верное противоядие против вина, оно всегда при мне. Пьянство, – продолжал он, – это последняя атака пороков на человека, отчаянная их вылазка противу разума. Рассказывают, что некогда ярые сии супостаты объединились все против человека и с самого его рожденья стали на него нападать, то один, то другой, по очереди, чтобы вконец развратить. Когда был ребенком – Прожорливость; когда юношей – Распутство; когда стал мужем – Скупость; когда стариком – Суетность. Убедясь, что он переходит из одного возраста в другой, – побеждая их, и вот уже вступил в старость, и вскоре победит всех, пороки, не в силах стерпеть, что человек от них ускользнет и над ними насмеется, призвали на подмогу Пьянство и поручили за всех отомстить. И не ошиблись. Пьянство вначале подкрадывается к человеку под видом потребности, называет вино стариковским молоком, грелкой, утешением, и мало-помалу, глоток за глотком, проникает в человека, завладевает им и целиком себе подчиняет. Оно заставляет закрыть глаза на доводы разума, открыть двери для всех пороков, и – плачевная участь! – кто всю жизнь успешно берег свою добродетель, порядочность, становится в старости прожорливым, распутным, гневливым, злоречивым, болтливым, тщеславным, скупым, вздорным, бестолковым – и все потому, что стал винолюбом.
Тем временем возвратились они – -г уже не к болоту, но к вонючей трясине пороков. Там нашли Андренио – все еще лежащего на земле, сморенного вином и сном. Стали его окликать, но он с досадой отвечал:
– Оставьте меня, мне грезятся великие дела.
– Не может сего быть, – молвил Угадчик, – о великих делах грезят великие люди.
– Ах, оставьте меня, я вижу чудесные вещи
– Как бы не чудовищные! Что можно видеть, не имея зрения?
– Вижу, – сказал Андренио, – что земля уже не круглая, потому что все идет вкривь и вкось; что почва стала ненадежна, из-под ног уходит; что для большинства грязь – рай, а личностей меньшинство; что в мире все дым и все ветром уносит; вижу ту воду, что утекла, и вино, что по усам текло; вижу, что солнце уже не князь земли и луна не княжна, у планет нет планиды, и Полярная звезда не ведет; свет глаза колет, и заря, когда смеется, плачет; ягодки идут вперед цветочков, и шипами обросли лилеи; право стало криво, а кривда всегда права; стены слышат, когда за ухом чешешь; третье едят на первое; целей много, а средств нет: золото потеряло вес, перо обрело; чем больше достоинств, тем меньшего достигнешь; худые с жиру бесятся, низкие сидят высоко; кто нечист на руку, тому все с рук сходит; господа прислуживают, служанки приказывают; чем стоять грудью, выгодней опереться на плечо, а уж кто маху дал, от того отмахнутся; на заслуги глядят косо, а почести покупают богатые; стыд глаза не ест, а будешь добр, осмеют; сорвешь маску – к барьеру, наврешь короб – под венец; умники неумны, златоустов не слушают; время расходится по пустякам, день – по недобрым часам; часы бьют по карману, из красных деньков набегают черные года; сводня с ума сводит и до сумы доводит; все драгоценности в Париже, все щеголи уехали во Францию.
– Замолчи! – молвил Угадчик. – Не зря назвали чертом, кто мелет дни и ночи ртом.
– Куда хуже глупец и упрямец. Говорю вам, все идет шиворот-навыворот, все перевернулось вверх дном; добрых не ценят, доблестным нет ходу, бесчестные в чести; скоты изображают людей, а люди опустились ниже скотов; имущему уваженье, неимущему униженье; мудрец не тот, у кого ума палата, а у кого палаты; девицы плачут, старухи скачут; львы блеют, олени добычу рвут; петухи никого не будят, а куры кукарекают; у кого земли много, тем мир тесен, а у дворян ни кола ни двора; кто носит очки, никак не попадет в очко; от веретена воротят нос; ныне родятся не дети, воспитываются не отроки; никчемных холят как сокровище, непутевые идут в гору; вижу злополучных еще до рождения и тех, кому повезло после смерти: кто говорит без смысла, говорит двусмысленно, и исполняется «сейчас» да не в добрый час.