трудом сдерживали яростный напор одетых в белое всадников Саладина.

У сарацин не хватало сил прорвать оборону и прекратить резню, слишком их было мало и слишком плохо они были вооружены по сравнению с франками. Тем не менее их атака помешала Рейнеру проскочить в горы, воспользовавшись замешательством с обеих сторон, и он чуть было не получил удар в спину, чудом успев опередить сарацина и отправить его, вопящего от боли, к Аллаху,

Рейнер стянул с себя белую тряпку, которой прикрывал шлем от солнца, и помахал ею, надеясь, что сарацинам ведомо значение белого флага, уж коли они не понимают по-французски. Однако ему пришлось отказаться и от этой идеи, когда он увидал мусульманина, несущегося прямо на Зевса, который, повернув морду к хозяину, словно призывал его встретить врага лицом к лицу. Рейнеру ничего не оставалось, как этого тоже отправить в рай, поле чего и он и его пес внимательно огляделись кругом, ища какой-нибудь выход.

Вот! Дыра на правом фланге! Рейнер, не жалея шпор, хотя его коню это не требовалось, направил Геракла туда, где не видно было дерущихся противников.

В последний момент англичанин углядел-таки приближающееся справа пятно, но тут его ударили по голове, искры посыпались у него из глаз, после чего он провалился в беспросветный мрак.

Он очнулся, ощутив уже знакомую боль в голове. Неужели он опять в Генуе, опять ограблен и брошен умирать? Осторожно приоткрыв один глаз, Рейнер увидел, что лежит не в своем шатре и не в своем доме в Акре.

Над ним алый полог шатра, а возле него низкий стол с золотой корзиной, наполненной гранатами и продолговатыми желтыми плодами, называемыми бананами. Гурия с закрытым лицом отирала пот с его лба, сидя рядом на корточках в полупрозрачных шаль — варах. Взгляд ее черных глаз искал одобрения человека, прятавшегося в тени.

— Хорошо, Фаих, можешь идти, — сказал тот. У Рейнера загудело в голове, когда он попытался разглядеть мужчину, но, несмотря на все его старания, видение двоилось и плыло и он ничего не мог с этим поделать.

Женщина скрылась, оставив Рейнера наедине с хозяином шатра, чей голос он уже когда-то слышал.

Рейнер не поверил себе, когда Саладин подошел к его ложу и уселся на подушку. Он попытался было приподняться, но Саладин остановил его.

— Нет, нет. Не надо. А то голова заболит еще сильнее.

Рейнер хотел ему сказать, что сильнее она уже не может болеть, но промолчал, глядя, как султан устраивается поближе к нему.

— Вижу, ты носишь кольцо, которое я тебе дал. Это хорошо. Оно спасло тебе жизнь, да будет тебе известно. Мои воины, когда началась резня, готовы были на что угодно.

Черные глаза Саладина не отрываясь смотрели в карие глаза Рейнера.

— Да. Резня. Две тысячи шестьсот человек. Жены и дети. Это продолжалось несколько часов, а потом христиане — вот уж Иисус радуется, наверное, — стали вспарывать мертвым животы, надеясь, видно, найти спрятанные там драгоценности. Итак, вороны пируют под стенами Акры, и вонь уже, наверное, достигла Рима, если не самого рая.

Рейнер откинулся на подушках, переполненный стыдом за своих единоверцев. Что он мог сказать в их оправдание? Значит, несмотря ни на что, ему придется умереть? Саладин будет по кусочку посылать его тело Ричарду. Ну что ж, надо смириться, как ни прискорбно, лишь бы Алуетт была в безопасности. Рейнер открыл было рот, чтобы вымолить ей жизнь, но Саладин властным жестом остановил его.

— Прежде я поступал по-рыцарски с христианскими пленниками, насколько это было возможно, за одних брал выкуп, других освобождал даже без выкупа. Я был любезен с Мелех-Риком. Теперь всему этому конец. И виноват твой король. Я буду так же великодушен, как и он.

Вот сейчас он скажет все до конца, и Рейнер узнает, как ему предназначено умереть.

Саладин печально улыбнулся, словно прочитал его мысли.

— Ты несправедлив ко мне, Рейнер де Уинслейд. Что бы я ни чувствовал сейчас к Мелех-Рику, свои обещания я привык выполнять. Ты надел мое кольцо, и оно сохранит тебе жизнь, и еще я видел, что тебе тоже не по душе пришлась резня. Знаю, в честном бою ты бы, не задумываясь, убил сарацина, но ведь это не был честный бой. — Он немного помолчал. — Отдыхай теперь. Утром тебя отвезут к леди Алуетт.

Рейнер внимательно посмотрел на сарацина, назвавшегося лекарем Омаром аль-Каримом.

— Ты говоришь, леди Алуетт де Шеневи в этой комнате? — тихо переспросил он, хотя сердце у него готово было разорваться от радости.

Всю дорогу до Тира он мечтал об этой минуте, и вот она наступила. Рейнер шагнул к двери, но лекарь властно, хотя и почтительно, преградил ему дорогу.

— Ты не должен вот так врываться туда. Леди Алуетт лечат, и она сейчас в гипнотическом сне, так что ты можешь нанести ей непоправимый вред.

Рейнер застыл на месте от его слов.

— Ты ее заколдовал? — вскричал он, хватаясь за меч. Если эти сарацины осмелились на черную магию, он перережет их всех до одного.

— Да нет, сэр рыцарь, мой учитель Эль-Каммас пробует вылечить ее с помощью греческого искусства гипноза. Когда она в трансе, ее мозг отпускает на свободу болезненные воспоминания, которые она якобы забыла.

Рейнер покачал головой, веря и не веря сказанному.

— Значит ли это, что у леди Алуетт болен мозг?

По дороге ему рассказали, как Алуетт попала к сарацинам, как был дан приказ найти французского рыцаря, хитростью выманившего ее из дому, как его заставили принести ее в то единственное место, где ей могли оказать помощь. Рейнер вспомнил старого мавра, которого Саладин прислал к Ричарду, когда он заболел леонарди, и немного успокоился, поняв, что его возлюбленная в надежных руках.

— Она была без сознания из-за удара, который французский рыцарь Фулк де Лангр нанес ей по голове, но нам удалось спасти ее от смерти благодаря известным моему народу тайнам медицины, — гордо сказал Аль-Карим. — А потом…

— Подожди. Значит, ее похитил Фулк де Лангр? — перебил его Рейнер, чтобы убедиться в том, что не ослышался. — Но ведь его не должно было быть тут! Ему же приказали возвратиться во Францию!

Лекарь пожал плечами:

— Он был тут не один месяц. Шпионил для Филиппа и для Саладина. Тебе, наверное, небезынтересно узнать, что за похищение этой женщины его забрали к старому Владыке гор.

— И что он с ним сделает? — спросил Рейнер. Он уже слышал о секте фанатиков-убийц, которые употребляли гашиш, чтобы не знать страха. Даже Саладин, как говорили, опасался их. — Они увели его в горы и убили, — сказал Аль — Карим. — Он был плохой человек.

Рейнер не возражал, хотя в душе ему было немножко жалко кузена, несмотря на его предательства.

— Ты сказал, что рана на голове Алуетт уже зажила, — напомнил Рейнер, возвращаясь к самому для себя главному. — Тогда что же?..

— У нее было сотрясение, — терпеливо объяснил сарацинский лекарь. — Однако мудрый Эль-Каммас, исцелив ее от него, решил исцелить ее и от слепоты. У нее здоровые глаза, сэр рыцарь, значит, причина ее слепоты в мозге.

У Рейнера застучало в висках.

— И он может исцелить ее слепоту этим… гипнозом?

Не об этом ли говорил лекарь в Салерно, когда настойчиво советовал ему обратиться к сарацинским лекарям?

Сарацин, словно защищаясь, воздел к небу тонкие смуглые руки.

— Мы ничего не обещаем, неверный. Все в руках Аллаха! Пойдем со мной. Там есть комната, из которой ты сможешь все видеть и слышать, если будешь вести себя тихо.

В комнате, куда они пришли, не было окон, и пару секунд Рейнер простоял, не двигаясь и привыкая к темноте, потом он различил два стула возле декоративной решетки, за которой была большая, залитая