Княгиня подняла руки и тряхнула кулаками. Зубы ее скрипнули. Однако Егра смотрел на жену насмешливо и холодно.

– Помнишь, ты говорила, что я не отличаю друзей от врагов? Видишь, теперь отличил.

Князь поднялся со скамьи и шагнул к жене. Наталья попятилась.

– Не трожь! – крикнула она. – Тронешь, на вилы брошусь!

Егра остановился и удивленно посмотрел на жену.

– Вот как ты его любишь? – Лицо его помрачнело, а тяжелые веки дрогнули. – Я тебя не трону. Ты моя жена, и я не причиню тебе вреда. Но с глаз моих уйди. Уйди, покуда гнев в душе не перекипел.

Княгиня опустила руки, словно внезапно обессилела.

– Первоход не виноват, – с горечью проговорила она. – Я сама его поцеловала. А больше ничего промеж нас не было. Клянусь Ладой и Макошью!

Губы князя Егры побелели от гнева.

– Еще раз… – процедил он сквозь зубы. – Еще раз скажешь мне про Первохода, сам ему голову огнем сожгу.

– Но…

– Ступай к себе и не появляйся мне на глаза! – рявкнул Егра, трясясь от гнева.

Наталья повернулась и зашагала прочь.

– Стой прямее, ходок!

Глеб покачнулся на израненных ногах, но держащий его верзила рявкнул:

– Да не заваливайся ты! – И несильно ударил Глеба кулаком по голове.

В черепе у Глеба загудело, к горлу подкатила тошнота. Его избивали долго, но умело, уродуя мясо и следя за тем, чтобы кости остались целы.

Глеб не знал в точности, сколько это продолжалось. От боли он потерял счет времени. Знал только, что находится уже не в княжьих палатах, поскольку помнил, как везли его в телеге, накрыв грубой дерюгой.

– Зенки-то разлепи, тля! – скомандовал верзила. – Перед атаманом стоишь!

Глеб открыл распухшие от побоев глаза. Ему не сразу удалось сфокусировать зрение. А когда удалось, он увидел перед собой рослого мужика, сидящего на расписной скамье.

Мужик был худощавый, широкоплечий, с умным, холодным лицом. Подстрижен он был коротко, под гребенку. Русые борода и усы тоже аккуратно подстрижены. Из одежды – роскошный синий шелковый кафтан, алые шаровары и новенькие яловые сапоги. За голенище сапога была воткнута плеть.

– Вот, значит, ты какой, Глеб-Первоход? – сказал мужик хрипловатым голосом. – Я-то думал – ты богатырь Святогор. А ты в плечах не ширше меня. А ростом даже пониже будешь. Ну, давай знакомиться. Я – атаман Самоха. Садись, выпей со мной вина.

Верзила подвел Глеба к лавке и силой усадил его. Самоха дал знак малорослому разбойнику, тот взял кувшин с густым медовым вином и разлил его по серебряным кубкам. Один кубок он поставил перед Самохой, второй – перед Глебом.

– Давай выпьем за знакомство, – предложил атаман.

Глеб не шелохнулся и ничего не сказал. Синяки от побоев на его теле ныли, ссадины жгли огнем, в горле стоял ком тошноты.

– Не хочешь? – усмехнулся Самоха. – Ну, как знаешь. А я выпью.

Атаман сгреб кубок и поднес ко рту. Пригубив вина, он поставил кубок на стол и снова обратился к Глебу:

– А правду говорят, что тебя нечисть лесная за версту обходит?

– За две версты, – прошептал Глеб разбитыми губами.

Самоха ухмыльнулся.

– А ты острослов. Кстати, а вот и твои друзья!

Глеб услышал, как скрипнула дверь, и поднял взгляд. У двери с изумленными лицами стояли его старые знакомые – Остяк Костолом и один из братьев Барсуков. Руки бывших ходоков сами потянулись за мечами.

– Атаман, – хрипло проговорил лысый, крепкий, похожий на обглоданную кость Остяк. – Как это разуметь?

– Первоход – мой гость, – ответил Самоха. – И пока я не велю его казнить, он будет дышать и пить. А тронете его раньше срока, самих порешу.

Голос Самохи прозвучал холодно и жестко. Остяк нехотя убрал пальцы от рукояти меча. Барсук, чернявый, молчаливый, последовал его примеру.

Самоха устремил взгляд на Глеба. Некоторое время атаман молча разглядывал своего пленника, потом сказал:

– Ладно. Поговорили, и будет. Не обессудь, Первоход, но ежели не казню тебя лютой казнью, князь Егра на меня осерчает. А мне того не надобно. Остяк! Барсук! – позвал он.

Ходоки напряглись.

– Берите его под белы рученьки и тащите в клетку. И чтоб не бить! Он нужен мне завтра здоровый.

– Эй, ходок, просыпайся!

На лицо Глебу обрушился поток ледяной воды. Глеб открыл глаза и, сощурившись от света, взглянул на стоявших у клетки людей. Самого рослого он узнал сразу – это был атаман Самоха.

Рядом с ним стояли бывшие ходоки – Остяк Костолом и чернявый Барсук. Остяк, лысый, как колено, и жилистый, как дерево, ухмылялся.

Окинув избитое лицо Глеба насмешливым взглядом, Самоха сказал:

– Вижу, ты очухался.

– Твоими молитвами… – угрюмо пробормотал Глеб.

Атаман засмеялся:

– Это точно! Ты, наверное, слышал про побоища, которые мы здесь устраиваем?

– Что-то слышал, – ответил Глеб.

– Вчера я выставил пять нелюдей против трех волколаков. Вот это была потеха! Жаль, что ты не видел, ходок!

– Думаю, у меня еще будет возможность посмотреть, – проговорил Глеб, стиснув зубы, чтобы не застонать от боли, терзающей все его избитое тело.

– И не только посмотреть, а подраться самому, – весело сказал Самоха. – Остяк утверждает, что ты колдун. Это хорошо. Без колдовства тебе с Драглаком не совладать.

Глеб насторожился и хрипло переспросил:

– С кем?

– С двуглавым псом, – объяснил Самоха. – Пока мы его ловили, он задрал семерых моих лучших людишек. А ты выйдешь против него один. Драглак голоден. Я не кормил его со вчерашнего утра. И все это для тебя, ходок. Чтобы ты повеселился от души!

При мысли о двуглавом псе по спине Глеба пробежала ледяная волна.

– Надеюсь… – Голос Глеба сорвался, и ему пришлось взять себя в руки, чтобы договорить фразу твердо: – Надеюсь, ты дашь мне какое-нибудь оружие?

Атаман вскинул брови:

– Оружие? А зачем оно тебе? Твои руки – вот твое оружие.

Глеб сел на полу клетки и хрипло проговорил:

– Я видел Драглака в Кишене. Если я буду безоружен, пес разорвет меня на куски в один миг.

– Вот тут ты не прав, – кивнул Самоха. – Ты, наверное, слышал, что проклятый пес любит поиграть со своей жертвой. Сперва обкусывает ноги, потом вырывает руки, а потом объедает рожу… Хотя, чего я тебе рассказываю, ты ведь и сам все знаешь. Ладно, ходок, бывай. У тебя есть час, чтобы отдохнуть.

Самоха повернулся, чтобы идти. Глеб рванулся вперед и схватился руками за прутья решетки.

– Ты должен дать мне оружие! – крикнул он. – Я не нелюдь! Я человек! Такой же, как ты!

Атаман остановился и небрежно бросил через плечо:

– Нет. Ты был человеком. А теперь ты – ничтожная тля. Князь приказал придумать тебе лютую казнь.