Они вышли в коридор, и машинный ад остался за их спинами. Внезапно Поль услышал приглушенный хрип – Шиффер прижал Таноя к трубам.
– Кто убивает женщин?
– Я… я не знаю.
– Кого вы покрываете, засранцы?
Поль не стал вмешиваться, понимая, что далеко Шиффер заходить не станет. Его грубость была последним всплеском ярости.
Таной не отвечал, только хрипел и таращился.
Шиффер ослабил хватку, позволив турку глотнуть воздуха, и пробормотал ему в ухо, глядя на свисавшую с потолка голую лампочку, которая ходила ходуном, как обезумевший маятник:
– Держи язык за зубами, Таной. Никому ни слова о нашем визите.
Хозяин мастерской поднял глаза на старого сыщика. На его лицо вернулось угодливое выражение.
– Мой рот всегда на замке, господин Инспектор.
35
Вторая жертва – Руйя Беркеш – работала не в мастерской, а у себя дома, по адресу улица Энгиен, 58. Она шила на руках подкладки для шуб, которые потом сдавала меховщику по имени Гозар Гальман (склад находился на улице Сен-Сесиль, 77, выходящей к предместью Пуассоньер). Они могли бы начать с квартиры, но Шиффер был давно знаком с нанимателем и предпочел отправиться в мастерскую.
Поль молча вел машину, наслаждаясь возвращением в мир нормальных людей, но радовался он недолго: улицы Фобур-Сен-Дени и Фобур-Сен-Мартен остались позади, ткани и фурнитура в витринах лавочек сменились томными складками мехов и кожами.
Поль повернул направо, и они оказались на улице Сен-Сесиль.
У дома 77 Шиффер сделал ему знак остановиться.
Поль предполагал увидеть жуткую клоаку, забитую кожами и окровавленными шкурами, провонявшую бойней, но, войдя, они попали в маленький засаженный цветами дворик, умытый утренней росой. В глубине стояло нужное им здание, и только забранные решетками окна фасада выдавали в нем промышленный склад.
– Предупреждаю, – бросил Шиффер, переступая порог, – Гозар Гальман поклоняется идолу. Это Тансу Чиллер.
– Кто такой Циллер? Футболист?
Сыщик хмыкнул. Они поднимались по длинной деревянной лестнице.
– Тансу Чиллер – бывший премьер-министр Турции. Факультет международного права Гарварда. Министерство иностранных дел. Глава правительства. Блестящая карьера.
Поль недоуменно пожал плечами:
– Классическая карьера политического деятеля.
– Бесспорно, если не считать того, что Тансу Чиллер – женщина.
Они прошли площадку второго этажа, просторную и темную, как часовня. Поль заметил:
– В Турции, наверное, мужчины часто берут за образец для подражания женщин…
Шиффер захохотал.
– Знаешь, не будь ты реальным человеком, тебя следовало бы выдумать. Гозар –
Третий этаж. Склад представлял собой огромный зал с серым паркетным полом, усыпанным кусками пенопласта и папиросной бумагой. В центре из досок, положенных на козлы, были устроены прилавки, заваленные коробками, пластиковыми корзинами, розовыми миткалевыми мешками с надписью «ТАТИ» и чехлами для готовой одежды…
Мужчины вытаскивали пальто, куртки, блузоны и накидки, щупали, разглаживали, проверяли качество подкладки и развешивали на плечики. Стоявшие напротив них смуглолицые женщины в платках и длинных юбках обреченно ждали приговора.
Над залом нависала застекленная антресоль, задернутая белой шторой: идеальный командный пункт для наблюдения за работой подданных. Шиффер без малейших колебаний, ни с кем не здороваясь, начал взбираться по крутым ступенькам на площадку, держась за перила.
Комната в мансарде была чуть меньше нижнего зала и выходила окнами на черепично-цинковый пейзаж парижских крыш, перед дверью был разбит настоящий сад из комнатных растений.
Несмотря на внушительные размеры, забитая мебелью и безделушками студия напоминала скорее будуар начала века. Поль шагнул внутрь и разглядел первые детали. Вышитые скатерти и салфетки были повсюду: на компьютере, музыкальном центре, телевизоре, под фотографиями в рамочках, стеклянными безделушками и огромными фарфоровыми куклами в пышных кружевных платьях. На стенах висели рекламные постеры, воспевающие красоты Стамбула. Маленькие яркие килимы на перегородках заменяли шторы. Национальные флажки из бумаги и почтовые открытки, прикнопленные к несущим деревянным колоннам, дополняли картину.
Письменный стол из массива дуба с кожаным бюваром стоял у правой стены, а в центре, на огромном ковре, располагался крытый зеленым бархатом диван. В комнате никого не было.