даже о собственном безумии и позволит ему уничтожить последние проблески рассудка.
– Анна!
– Сейчас, уже иду!
Она улыбнулась нетерпению Лорана. Интересно, он боится опоздать на службу или ему не терпится смыться от чокнутой супруги?
Зеркало запотело от пара. Анна разглядывала свое покрасневшее от горячей воды лицо и мысленно прощалась с Анной Геймз. И с Клотильдой, и с «Домом Шоколада», и с Матильдой Вилькро, психиатром с губами цвета маковых лепестков…
Она воображала себя в Институте Анри-Бекереля. Белая палата, наглухо отгороженная от реальности. Вот что ей нужно. Ей почти не терпелось отдать себя в чужие руки, позволить сестрам и врачам заботиться о себе.
Она даже начала привыкать к мысли о биопсии и о зонде, который медленно заползет в ее мозг и, возможно, найдет причину болезни. Вообще-то ей было плевать на выздоровление. Она просто хотела исчезнуть, испариться, растаять и перестать наконец портить жизнь окружающим…
Анна причесывалась, когда время остановилось и замерло.
В зеркале под челкой она заметила три вертикальных шрама. Анна не могла в это поверить. Левой рукой она протерла запотевшее зеркало и придвинулась вплотную, почти не дыша. Следы были практически незаметны – но они были!
Шрамы, оставшиеся после пластической операции.
Те самые, что она безуспешно искала сегодня ночью.
Она закусила кулак, чтобы не закричать, и сложилась пополам, чувствуя мгновенно подступившую тошноту.
– Анна! Да что ты там, в конце концов, делаешь?
Ей казалось, что голос Лорана доносится до нее из параллельного мира.
Тело Анны сотрясала крупная дрожь. Она поднялась и снова посмотрела на свое отражение в зеркале. Повернув голову, опустила пальцем правое ухо и нашла на верхней кромке беловатую линию. За другим ухом обнаружилась точно такая же.
Она отшатнулась, стараясь унять дрожь. Опираясь ладонями о раковину, Анна подняла подбородок и попыталась отыскать другой след – от операции липосакции. Шрам нашелся в мгновение ока.
У нее закружилась голова.
Желудок скрутил жестокий спазм.
Она опустила голову и раздвинула пальцами волосы, ища последнюю отметину: шов в форме буквы
Она отчаянно цеплялась за бортик, чтобы не упасть, и, не отводя взгляда от шрама, пыталась осознать глубину разверзшейся пропасти.
Истина была проста и очевидна: единственный человек, сменивший лицо, – она сама.
21
– Анна, господи, да ответь же мне!
Голос Лорана доносился до нее сквозь влажный пар, утекавший на улицу через открытую форточку. Призывы мужа были слышны во дворе дома, летели вслед Анне, успевшей добраться до карниза.
– Анна! Открой!
Она продвигалась вперед, прижимаясь спиной к стене. Каменная кладка холодила лопатки, дождь стекал по лицу, ветер прижимал к глазам намокшие волосы.
Она старалась смотреть прямо перед собой, сконцентрировавшись на стене дома напротив, а не вниз, на двор, до которого лететь было метров двадцать.
– ОТКРОЙ МНЕ!
Она услышала, что Лоран взломал наконец дверь ванной. Мгновение спустя он появился в окошке, через которое она сбежала: глаза у него налились кровью, лицо исказила жуткая гримаса.
В ту же секунду Анна добралась до балконной перегородки, одним движением перемахнула через нее и упала на колени с другой стороны, услышав, как треснуло черное кимоно, которое она накинула поверх платья.
– АННА! ВЕРНИСЬ!
Через столбики балюстрады Анна видела мужа искавшего ее взглядом. Она поднялась и побежала вдоль балкона, перелезла через следующую перегородку и прижалась к стене, чтобы преодолеть следующий карниз.
С этого мгновения началось настоящее безумие.
В руках у Лорана внезапно оказался передатчик УКВ. Он завопил, и Анна услышала панические нотки в его голосе:
– Сообщение для всех подразделений: она сбежала. Повторяю: она убегает!
Практически мгновенно во дворе появились двое мужчин. Они были в гражданской одежде, но с красными полицейскими повязками на рукаве, и целились в нее из автоматов.
В здании напротив, на четвертом этаже, открылось окно, и в нем возник человек, сжимающий обеими
