Гензо протиснулся в нее и открыл изнутри щеколду. Из комнат по-прежнему не доносилось ни звука.

Селия вошла. Японец последовал за ней.

Запах цветов, жженых цветов в темной комнате становился все сильнее. Что это? Благовоние? Этот насыщенный, тяжелый, приторный запах был незнаком Селии.

Она тревожно осмотрелась: задернутые занавески не пропускали свет, на стенах тускло поблескивали картины Бо. Муж лежал на покрывале, над ним склонился Чанг Лю, державший небольшую масляную лампу.

– Бо? – С растущим беспокойством Селия смотрела на мужа.

Он лежал на спине, неловко откинув ногу, и глубоко вдыхал что-то через серебряную трубку. От дыма шел тошнотворный сладковатый запах.

Бо и раньше был худым, но за последнее время он потерял не меньше тридцати фунтов. Его щеки ввалились, запавшие глаза ничего не выражали.

Селия напряженно размышляла. Перемены происходили с Бо незаметно. Уединяясь, он с каждым разом все больше худел и отдалялся от жизни. Происходило что-то страшное, а она, поглощенная потерей ребенка, делами плантации, навязчивыми мыслями о Романе, не замечала этого!

– Боже мой, – прошептала Селия, чувствуя дурноту. – О, Бо!..

Теперь она наконец увидела, что Чанг насаживает комочек какого-то коричневого липкого вещества на кончик длинной иглы, осторожно нагревает этот шарик на пламени масляной лампы и прилепляет его к стеклянной воронке. Когда паста подсыхала, он перекладывал ее в расширенную часть другой трубки, где та раздувалась и бурлила, испуская пары с сильным запахом.

Селия наблюдала за этой странной картиной. Ее истощенный муж молча уставился в одну точку, а возле него суетился полный слуга. Приторный ужасный дым. Интуиция подсказывала Селии, что здесь творится нечто ужасное.

– Чанг! Что происходит? – Чанг Лю нервно встревожился.

– Опиум, мисси, – пробормотал Гензо. Селия вздрогнула. Она совсем забыла про японца.

– Опиум?! О… о Боже мой!

Как она не догадалась раньше? Ведь Гаттерас рассказывала о наркотике, который привозили из Китая! Из-за этого в китайской части Гонолулу стало много наркоманов. В опиумных притонах лежали на диванах курильщики. Селия тогда подумала, что это еще одна экзотическая особенность островов вроде «ава» и «околеахо», к которым пристрастились многие туземцы. Теперь этот ужас проник в ее собственный дом, и жертвой его стал Бо.

Селия не могла в это поверить. Чанг… Да, это повар снабжает Бо опиумом. Он владелец маленькой лавки для рабочих, где торгуют импортными товарами из Китая. Откуда же еще у Бо наркотик? Вот почему он только Чанга пускает к себе…

Оцепенение постепенно проходило, и в Селии нарастал гнев:

– Бо, ты должен это прекратить… Ты болен и все больше худеешь.

Селия схватила мужа за плечо и принялась трясти. Она вдруг заметила, что кожа на руках Бо стала тонкой и дряблой.

Бо словно не видел жену. Он глубоко затянулся и дал знак слуге подать ему вторую трубку.

– Нет! – Селия вырвала у китайца трубку. – Не давайте ему это!

– Я должен. – Повар с жалостью посмотрел на нее. – Это бесполезно, мисси.

– Что… что вы имеете в виду?

– Ему необходимо «чандоо».

– Необходимо?

– Он должен это получить, мисси, должен. – Селия внезапно почувствовала, как кто-то тянет ее из комнаты.

– Пойдемте, мисси, нам надо поговорить.

– Но, Гензо…

– Чанг прав, это бесполезно, сейчас вам лучше уйти. Я расскажу вам об опиуме.

Растерянная Селия вышла из комнаты Бо, превращенной в опиумный притон. Слезы отчаяния застилали ей глаза. Плакала ли она о прежнем Бо, от которого осталась лишь внешняя оболочка? Или о самой себе, оказавшейся замужем за ним?

Она не знала.

Пришло лето; изнурительные жаркие месяцы. Из-за засухи тростниковые поля остались без воды. Покрытые пылью вялые листья обвисли. Владельцы плантаций мрачно рассуждали о неурожае и возможном банкротстве.

Селия старалась не слушать эти безнадежные разговоры. Она приказала расчистить каналы, заваленные землей и заросшие кустарником; наняла нового старшего мастера, вместо Григгса, вставала в шесть утра, чтобы успеть до занятий в школе сделать все необходимое в заводской конторе. После занятий снова приходила в контору, садилась в большое кожаное кресло Джонам Бернсайда и пыталась управиться с бухгалтерией.

Из головы у нее не выходили слова Гензо о том, что опиум стал проклятием китайцев; к зелью пристрастились тысячи людей, которые вдыхали дым и называли это занятие «охотой на дракона». Сладкий дым действительно напоминал хвост дракона, а самим драконом были людские тревоги и печали.

– Если человек курит «чандоо», он не может уже отказаться от наркотика, не может без него жить. Лишить его зелья – значит причинить ему ужасные страдания. От этого даже умирают.

Селия испугалась.

– О, Гензо!

Японец казался встревоженным:

– Вы не должны запрещать миста «охоту на дракона», – заметил тот. – Уже слишком поздно.

Поэтому Чанг Лю ежедневно навещал Бо, принося ему поднос с едой и опиум. Подносы затем возвращались на кухню, иногда полные, чаще пустые.

«Чанг съедает все сам», – решила Селия. Бо, конечно же, не ест.