Все согласно кивнули, доделали неотложные дела и вернулись в Длинный дом.
— Так вот, — сказал конунг, усаживаясь на высокий стул. — Я собрал сегодня тинг[112] для того, чтобы решить один вопрос. Вы уже, наверное, знаете, что пять дней назад во фьорд зашел кнорр[113] Эйнара, сына Торгейра. — Он кивнул на одного из людей, тот встал и поклонился.
— Он человек достойный, — продолжил Трюггвас. — Но привез он нам недобрую весть. Говори.
— Почтенный тинг, — сказал Эйнар. — Месяц назад я зашел в гости к Свену Вилобородому, который уже не первый год сидит в Нортумбрии[114]. Так вот, Свен просил передать всем ярлам и конунгам, к которым я зайду по пути в Хольмгард, такие слова: «Внучка короля Альфреда[115] по имени Этельвольд не признала старого договора. Она собирают своих людей и готовится напасть на Йорк. Если есть нужда в хорошей добыче, буду ждать вас в Глубокой бухте до конца месяца скаерсомара[116]». Эйрик Кровавая Секира уже послал ярла Торри Короткоухого и с ним восемь драккаров. А Бьярни, сын Олафа, отправился сам на пяти драккарах.
— Что решит тинг? — спросил конунг.
— А что тут решать? — сказал один из ярлов. — До конца месяца мы успеем.
— Это решение тинга, — сказал другой ярл.
— Как ты смотришь на это? — Конунг посмотрел на Торбьерна.
— Давно я не был у Гунбьерна.
— Жены! — крикнул Трюггвас. — Открывайте третью бочку…
Ватага Торбьерна расположилась на покрытом зеленой травой невысоком холме. Стояли, судачили, смотрели с холма вниз. Хевдинг Орма предводителем послал. Сам-то уж староват. Хоть и крепкий на вид, да силы уже не те. Оттого и в сторонке стоит. А Орму в самый раз. Крепок. Зол. Кричит. Ругается. Кулаками машет.
А внизу, в трех полетах стрелы, по берегу зачахшей речушки скакали разодетые в пестрые плащи саксы. Что-то кричали. Ветер доносил до нас их возбужденные голоса.
Не понимал я их речи. Только и так было ясно, что готовят риттеры своих ратников к битве. Богов мне неведомых на подмогу призывают.
— Смотри, трэль, — пихнул меня в бок Орм. — Видишь, сколько народу на этом поле сегодня сойдется? — повел он рукой.
Оглянулся я, и верно. На ближайших холмах стояли викинги, готовые к бою. Здесь и норвеги Торри Короткоухого, и ютландцы Трюггваса, и воины Свена Вилобородого, и Бьярни со своей ватагой, и плените л и мои, ставшие за эти месяцы своими…
Только и там, внизу, войско немалое. И видел я, отцовские наставления вспоминая, что хоть и больше викингов числом, только каждая ватага в отдельности. Сама за себя, а другие им побоку. У саксов и порядка поболе будет, и ополчены они лучше.
И пусть ярятся морские бродяги. Пусть бранятся со своих холмов на супротивников, только словами битву не выиграть. Тут либо числом нужно, либо умением.
А саксы умением богаты. Отряды у них ровными рядами по берегу выстроились. Не хуже наших древлянских полков. Над каждым полком свой стяг реет. Пардусы[117] на стягах. Орлы да олени. Риттеры у них вроде наших боляр. Приказания раздают. А там, за речушкой, королева Этельвольд свой шатер поставила. В белом как снег плаще она. Рядом с ней воеводы. Посыльные конные. Охрана. Все по уму. С холма видно все. Только в руки не взять. Далеко. Да и не моя это война. Не моя битва…
— Эй, вонючки! — орет Орм и кулаком саксам машет. — Чтоб вас подняло да не опустило! А королеву вашу веслом попользуем. Она до больших причиндал дюже охоча!
Смеются варяги, а мне не смешно. Тяну я его за руку.
— Слышь, Могучий, — говорю. — Чую я недоброе.
Он от меня отмахнулся:
— Откшни, сопля зеленая. Не до твоих боязней мне сейчас. С Торбьерном оставайся. Хевдингу спокойнее будет с холма за боем наблюдать. Вот и ты при нем будешь.
— Хорошо, — я ему. — Только если что не по-твоему пойдет, ватагу вон туда, через рощу, уводи. Конники в деревах особо не разгонятся, а ратники у саксов тяжелые. В броне своей не разбегутся.
— Больно много на себя берешь, трэль, — грозно на меня Орм взглянул.
— Трэль прав, — вступился за меня Торбьерн. — И дело говорит. Через рощу да в Глубокую бухту людей веди. Мы там вас ждать будем. Я Борна предупредил, чтоб драккар на воде держал[118].
— Как скажешь, хевдинг, — кивнул Орм. — Но сдается мне, что сегодня не нам, а им, — махнул он своим топором в сторону саксов, — об отступлении и спасении думать надо. Смотри, силища-то у нас! Силища!
— Горяч ты что-то сегодня, Орм, — покачал головой хевдинг.
— Так разве это плохо?
А тут над холмами клич разнесся:
— О-о-один!
— О-о-один! — подхватил этот клич Могучий Орм.
— О-о-один! — взревела ватага.
— Давай, Орм! Веди людей! — крикнул Торбьерн. Я на него смотрю, а у него глаза горят. И ему в драку хочется, только не его уже время. Его время прошло. А мое не настало…
И хлынула с холмов орущая волна. Покатилась вниз, на войско королевы саксов.
Только Этельвольд была готова к атаке. Гляжу, она платком белым махнула, и тут же над войском завыли дудки.
Риттеры за ратников отошли. А те расступились и вперед лучников выпустили. Лучники изготовились. Ждут.
А мне Побор вспомнился. Как он нас перед русью на Припяти сдерживал. У саксов, видать, свои Поборы есть. Стоят. Тетива у подбородка, а стрелы не шлют. Знают, что далеко еще.
А викинги вниз с холмов несутся. Топорами, мечами и дубинами шипастыми размахивают. Орут. То ли от ярости, то ли от страха. Вот-вот докатится волна до войска саксов. Врубится.
— Пора бы уже, — шепчу я, за лучников переживая.
Знаю я, что такое лучник супротив викинга. На себе испытал…
Снова дудки взвизгнули. Зашуршали опереньем стрелы. Накрыли безжалостным дождем наступающих. И вновь разомкнулись ряды, пропуская лучников за себя.
«Хитро, — подумалось мне. — Запомнить надо».
А волна дальше катится. За собой раненых и убитых, стрелами истыканных, оставляя.
Еще немного — и сшибутся.
Я на Торбьерна взгляд бросил. Напрягся хевдинг. Весь вперед подался, словно он вместе со всеми в волне той катится. Зубы сжал. Только желваки на бритых щеках играют.
