– Сиб, – сказал он, вставая, – ведь все эти типы – мертвецы; не убрать ли их отсюда, в такую-то жарищу?

– Что такое? – воскликнул Сибли Суон при тягостном молчании «этих типов».

– Я хочу сказать, что если они живы, то их дело совсем скверно – и, увернувшись от брошенной шоколадки, которая попала в русского, он пошел к выходу.

Идя по улице, он размышлял: «А хорошие, в сущности, ребята! И, совсем не так уж высокомерны, как воображают. Вполне человеческое желание пустить этому русскому пыль в глаза. Уф! Ну и жара!» В этот первый день состязаний Итона с Хэрроу все скрытое тепло прохладного лета вдруг вспыхнуло и сейчас заливало Майкла, ехавшего на империале автобуса; жара заливала соломенные шляпы и бледные, потные лица, бесконечные вереницы автобусов, дельцов, полисменов, лавочников у дверей, продавцов газет, шнурков для ботинок, игрушек, бесконечные повозки и автомобили, вывески и провода – всю гигантскую путаницу огромного города, невидимым инстинктом слаженную почти до предельной точности. Майкл смотрел и недоумевал. Как это выходит, что каждый занят только собой и своим делом, а между тем все это движение идет по какому-то закону? Даже муравейник, пожалуй, не выглядит столь суетливым и беспорядочным. Обнаженные провода пересекаются, переплетаются, перепутываются – кажется, их никогда не размотаешь, и всетаки жизнь и порядок, нужный для этой жизни, каким-то образом сохраняются. «Настоящее чудо, – думал он, – жизнь современного города!» И вдруг весь этот водоворот сразу стих, как будто уничтоженный безжалостной рукой какого-нибудь верховного Сибли Суона: Майкл очутился перед тупиком. По обеим сторонам плоские дома, недавно оштукатуренные, удивительно похожие друг на друга; в конце – плоский серый дом, еще больше похожий на все остальные, и сплошной серый девственный асфальт, не запятнанный ни лошадьми, ни бензином; ни машин, ни повозок, ни полисменов, ни торговцев, ни кошек, ни мух.» Никаких признаков человеческой жизни, кроме названий фирм с правой и с левой стороны каждой парадной двери.

«Кэткот, Кингсон и Форсайт. Нотариальная контора; второй этаж».

«Правь, Британия!» – подумал Майкл, поднимаясь по широкой каменной лестнице.

Его провели в комнату, где он увидел старичка с лицом мопса, с окладистой седой бородкой, в черном люстриновом пиджачке и объемистом пикейном жилете на объемистом животике. Он привстал со своего стула-вертушки навстречу Майклу.

– А-а, – сказал он, – мистер Майкл Монт, если не ошибаюсь. Я вас ждал. Мы вас долго не задержим, мистер Форсайт сейчас придет. Он вышел на минуту. Миссис Майкл, надеюсь, в добром здоровье?

– Да, спасибо, но, конечно, она...

– Понимаю, вы за нее волнуетесь. Присаживайтесь.

Может быть, хотите пока почитать черновик?

Майкл покорно взял из пухлой руки большой исписанный лист и сел напротив клерка. Глядя одним глазом на старика, а другим на документ, он добросовестно читал.

– Как будто тут есть какой-то смысл, – сказал он наконец.

Старик разинул бородатый рот, как лягушка на муху, и Майкл поспешил исправить ошибку.

– Тут учитывается и то, что случится, и то, что будет, если ничего не случится, – прямо как букмекеры на скачках.

Он тут же почувствовал, что только напортил. Старик ворчливо сказал:

– Мы здесь зря время не тратим. Извините, я занят.

Майкл с искренним раскаянием следил, как старичок отмечает «птичками» какой-то длинный перечень. Он был похож на старого пса, который лежит у – порога, сторожит помещение и ищет блох. Так прошло минут пять в совершенном молчании, пока не вошел Сомс.

– Вы уже здесь? – сказал он.

– Да, сэр, я постарался прийти точно в назначенное время. Какая славная, прохладная комната!

– Вы это прочли? – Сомс показал на черновик.

Майкл кивнул.

– Поняли?

– Кое-что как будто понял.

– Доход с этих пятидесяти тысяч, – сказал Сомс, – находится в распоряжении Флер, пока ее старший ребенок – если это будет мальчик – не достигнет двадцати одного года, после чего весь капитал безограничительно переходит к нему. Если это будет девочка, половина доходов остается в пожизненное пользование Флер, а половина будет выплачиваться ее дочери, когда та достигнет совершеннолетия или же выйдет замуж, и половина капитала переходит к ней или ее законным детям по достижении ими совершеннолетия или по вступлении в брак, в равных долях. Вторая половина капитала переходит в полную собственность Флер и может передаваться по ее завещанию или по законам наследования.

– У вас все получается удивительно ясно, – сказал Майкл.

– Погодите, – проговорил Сомс. – Если у Флер не будет детей...

Майкл вздрогнул.

– Все возможно, – серьезно произнес Сомс, – и опыт учит меня, что именно непредусмотренные обстоятельства чаще всего и возникают. В таком случае доходы принадлежат Флер до конца жизни, и капитал она может завещать, кому пожелает. Если она этого не сделает, он переходит к ближайшему родственнику. Тут предусмотрено все.

– Что же, ей надо писать новое завещание? – спросил Майкл, чувствуя, что его лоб покрывается холодным потом.

– Если пожелает. Но ее завещание предусматривает все возможности.

– Надо ли мне что-нибудь сделать?

– Нет. Я хотел вам все объяснить, прежде чем подпишу. Дайте мне, пожалуйста, документы, Грэдмен, и позовите Уиксона.

Майкл увидел, как старичок достал из шкафа лист веленевой бумаги, исписанный каллиграфическим почерком и украшенный печатями, любовно посмотрел на него и положил перед Сомсом. Когда он вышел из комнаты, Сомс сказал тихо:

– Во вторник собрание – мало ли что может быть. Но что бы ни случилось, эти деньги в безопасности.

– Вы очень добры к нам, сэр.

Сомс наклонил голову, пробуя перо.

– Боюсь, я обидел вашего старого клерка, – сказал Майкл, – он мне ужасно понравился, но я нечаянно сравнил его с букмекером.

Сомс улыбнулся.

– Грэдмен – своеобразный тип, – сказал он, – таких уже не много осталось.

Майкл думал, можно ли быть своеобразным типом до шестидесятилетнего возраста, когда «тип» вошел в сопровождении бледного человека в темном костюме.

Сомс, глядя как-то вбок, без предисловий сказал?

– Это – послесвадебный подарок моей дочери. Я подписываюсь в здравом уме и твердой памяти.

Он подписался и встал.

Бледный человек и Грэдмен тоже подписались. Когда бледный человек вышел, в комнате наступила полная тишина.

– Я вам еще нужен? – спросил Майкл.

– Да, я хочу, чтобы вы зашли со мною в банк, – я положу эту дарственную вместе с другими. Я больше не приду сегодня, Грэдмен.

– До свидания, мистер Грэдмен.

Майкл услышал, как старик что-то пробормотал в бороду, почти утонувшую в ящике стола, куда он прятал документы, и вышел вслед за Сомсом.

– Вот здесь была раньше наша контора, – сказал Сомс, когда они проходили Полтри, – а до меня тут был мой отец.

– Пожалуй, тут веселее, – заметил Майкл.

– Опекуны встретят нас в банке, вы их помните?

– Двоюродные братья Флер, сэр, да?

Вы читаете Белая обезьяна
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату