кассетнике.
– Ты была знакома с жер – Дирком Уоллесом?
– Нет.
– Он тебя как-нибудь провоцировал?
– Что вы имеете ввиду?
– Он тебя
– Да, он назвал меня сучкой.
– Как ему это удалось? Вы же незнакомы?
Блин. Я молчала до того, зачем же заговорила? Я знаю, что они хотят меня обвинить не просто в покушении. Они планируют обвинить меня в преднамеренном убийстве с отягчающими обстоятельствами. Я вижу, они прочитали мой блокнот. Они дочитали до слов избавиться от врагов.
– Ну, иногда я видела его в окрестностях.
– Где?
– Ну, где-то на улице. Я совершенно не помню.
– Человек называет тебя сучкой, и ты не помнишь? Такое не забывают.
– Сара, ты не помнишь каких-нибудь подробностей?
– Во что он был одет?
– Какое было время суток? Представьте себе, если бы я им рассказала.
Около полуночи его тело лежало подо мною. Китаянка отодвинулась, и не было больше музыки, не было «Моторхеда».
– Как ты думаешь, почему он с тобой заговорил?
– Откуда мне знать? Спросите его.
– Мы бы очень хотели. Он сейчас не очень разговорчив. Я уверена, ты понимаешь, о чем я. Слушай. Хватит ходить вокруг да около. Мы пытаемся тебе помочь, и любая новая информация будет очень кстати. Он тебя оскорбил. Ты огорчилась. Ты чего-то боялась? Это вполне понятно. Ты была расстроена, пожаловалась своей подружке Джастине, а она – голова горячая, и…
– Нет. Она…
– Не будем о ней говорить. Всякий раз, как мы о ней заговариваем, ты расстраиваешься. Давай не будем сейчас ее упоминать. Итак, мистер Уоллес просто прогуливается по улице и называет тебя сучкой. Чего-то здесь не хватает, тебе не кажется?
– Можно мне воды?
– Сара, я тебе вот что скажу. И мне, и моему партнеру ты нравишься. Мы много раз имели дело с Джастиной и знаем, что с ней проблем не оберешься. Но ведь ты хорошая девочка. Мы действительно так думаем. Ты начала говорить, и это очень хорошо. Тебе от этого легче? Сними камень с души. Мы все один на один с происходящим. У тебя никого нет. Мы понимаем. Ты молодая, напуганная девушка. Такого с тобой раньше никогда не случалось. Так?
– Мне так жарко, нельзя ли мне…
– И ты будешь беседовать с разными людьми. Наверное, с судьей. Наверное, с присяжными заседателями. И поверь мне, всем захочется услышать осмысленную историю. Не то, что у тебя жар. У меня вот грибок, а у напарника моего аллергия. Но всем наплевать! Когда человеку наносят удар в сердце, всем наплевать на мелочи. Все хотят Фактов. Ну-ка, скажи мне дату.
– Я не помню. По-моему, это было за день до того, как я бросила школу.
– Двадцать восьмого мая тебя
– Ну, может, он был в плохом настроении? Я не знаю.
– Он был с тобой знаком?
– Нет, не был.
– Что-то мне не верится. С какой стати мужчине вроде мистера Уоллеса с тобой заговаривать?
– Потому что он знал мою подружку. Опа.
– Какую подружку?
– К… Алису.
– Калису?
– Ага.
– Кто она такая?
– Ну, просто знакомая девочка.
– А где она сейчас?
– Я не хочу ее вовлекать.
– Но она уже вовлечена. Ты назвала ее имя. Я не сомневаюсь, что она захочет тебе помочь. И, если честно, тебе очень нужно, чтобы кто-то подтвердил твою историю, потому что сейчас она звучит полнейшей ложью.
– Но она уехала.
– Куда?
– Не знаю. Вы вроде собирались измерить мне температуру.
– Мы уже три раза измеряли тебе температуру, она нормальная. Совершенно нормальная. Ну-ка прекращай испытывать мое терпение. Посмотри мне в глаза, Сара. В глаза. ГДЕ НАХОДИТСЯ КАЛИСА?
– Она в школе рисования карт.
– В школе рисования карт? Угу. Понятно. Закругляемся. Интервью закончено. Восьмое июня. 23:50 утра. Дело 84—28976. Ты что-нибудь хочешь добавить?
Ага. Отъебитесь.
– Нет.
Делать вид, что тебе все равно, со временем становится все сложнее. Только вот мне все равно. Мне плевать. Я вас всех ненавижу. Я ненавижу ваши печенки.
Только. Только. Только.
Только мне так хотелось бы попросить у кого-нибудь совета. Кэсси, Амбер – мне так хотелось им позвонить. Девицы, они взяли меня за то, чего я на самом деле не совершала. Я обдумываю, что говорить, потому что все это не так легко, как может показаться. Так просто. Скажи что-нибудь. Ничего не говори. Назови это злодейством. Назови ошибкой. Обвини его, обвини свою лучшую подругу, ну, или свали на «Аквавит».
Я запуталась окончательно.
Дорогая Эбби, дорогая Эверли, дорогой Лемми, придите, обнимите меня и скажите, что же мне делать.
Я напугана.
Ой нет, мне же наплевать. Можете засунуть меня в тюрьму, можете заклеймить первым подростком-убийцей Виктории.
Будущая мать Шерил приносит мне подушку и одеяло. Она не хочет, чтобы я спала в камере. Эти камеры в подвале полицейского участка называются «городские ячейки». Шерил говорит, что я могу немного подремать в детской комнате. Она так и говорит «подремать».
Я отвечаю «спасибо», потому что она, когда протягивает одеяло, улыбается очень сочувственно, будто знает, чего стоит бодрствование, когда единственное желание – замолчать и уснуть.
Я не знаю, что ей сказать. Я беру одеяло и благодарно прижимаю его к груди.
– Спасибо, – говорю я.
