Через пятнадцать минут Фрэнсис уже была дома, оставив за его пределами весь тот сумасшедший мир, в который только что была погружена. Она сопротивлялась желанию распахнуть входную дверь и вернуться назад; вместо этого Фрэнсис побежала наверх по лестнице в гостиную. Там она налила себе побольше бренди, ее руки тряслись, когда она пыталась закрыть графин. Держа обеими руками бокал, Фрэнсис села на диван и стала пить бренди большими глотками, словно лекарство, как будто надеясь, что содержимое бокала даст ей мгновенное успокоение. Но нет. Оно только обожгло ей горло и наполнило глаза непрошеными слезами.

Зазвонил телефон. Руна Фрэнсис машинально подняла трубку, но тут же вновь опустила. Затем она подошла к окну и встала за шторами, боясь быть увиденной с улицы. Но там не было ничего необычного: светловолосая женщина прогуливалась с таксой, пожилая пара вынимала багаж из своей машины, транспортный контролер продавал билеты на другой стороне улицы… Но даже эта повседневная картина не смогла успокоить Фрэнсис.

Она заставила себя отойти от окна и стала поправлять картины, висевшие на стенах, хотя в этом не было необходимости. Потом начала стопной складывать газеты и книги на журнальном столике, пока не осознала, что в действительности ждет лишь нового телефонного звонка. Фрэнсис быстро вышла из комнаты и направилась в спальню. Бросив испуганный взгляд на кровать, стоявшую в центре комнаты, молодая женщина прошла мимо нее в гардеробную. Там она достала из шкафа дорожную сумку и быстро побросала в нее несколько вещей. Затем спустилась вниз. Евгению Фрэнсис нашла в прачечной.

– Я хочу поехать к Норману еще до пятницы. Но в пятницу вечером вернусь вместе с Питером, – сказала она экономке.

Через минуту Фрэнсис уже сидела в машине и заводила мотор. Начинался дождь.

– …Но правительство может выиграть?

– Да, в отдаленных избирательных округах, таких, как Челтенхем, Дарлингтон и Западный Свентон, и от этого будет зависеть судьба Джона Мейджора и его людей.

Изображение Нормана Феллоуса, собирающего голоса перед выборами на железнодорожной станции, на краткий миг заполнило весь экран, затем снова исчезло.

– Это был репортаж Марка Конроу, – сказал ведущий. – А сейчас к Америке, где Джордж Буш…

Норман потянулся за пультом управления и выключил телевизор.

– Они дали мне заключительный кадр. Это прекрасно, – глядя на Фрэнсис, просиял Норман, полный надежд после обеда со своим агентом и другими членами команды на верхнем этаже местного ресторана в Свентоне.

Владелец ресторана, хранивший портреты миссис Тэтчер и Папы Римского между рядами переплетенных соломкой бутылок над баром, дал специальный прием для местного отделения консервативной партии. Вечер закончился рано, поэтому они все могли пойти домой посмотреть специальный репортаж о дальних избирательных округах по „Вечерним новостям'.

Норман положил пульт на столик, выключил свет и стал устраиваться на кровати, пока его нога не коснулась ноги Фрэнсис, уютно прикорнувшей под одеялом, убаюканной шумом листвы за окном. Лондон казался таким далеким. Фрэнсис заставила себя принять участие в праздничном обеде, заглушившем мучительные мысли из ее памяти. Но, как оказалось, ненадолго.

– Я рад, что ты смогла приехать сегодня вечером. Это был восхитительный сюрприз, – сказал Норман, беря жену за руку, и она на время расслабилась, пока он не начал нежно поглаживать ее плечо. Он никогда не был чересчур настойчив в сексе, всегда оставляя себе путь для отступления, если Фрэнсис не отвечала каким-либо поощрительным жестом или словами.

– Я не хочу думать об этом с тех пор, как ты предпочел танцевать с Гейл после обеда, – беззаботно начала бранить его Фрэнсис.

– Это нечестно. Это все Луиджи, он включил безумную музыку и вытащил меня из-за стола. В это время ты была у двери, и я не мог пригласить тебя.

– Ты мог бы позвать меня.

Разговор, похоже, достиг желанного результата: рука Нормана нежно касалась руки жены.

– Ты знаешь, я не мог. Луиджи также вытолкнул из-за стола и Гейл, а она, как собачка, работает для меня денно и нощно. Было бы очень нелюбезно оставить ее стоять одиноко посреди зала.

– Ты великолепен, – прошептала Фрэнсис, наслаждаясь этим беззаботным добродушным разговором, который отодвинул на задний план ее тягостные мысли.

– Ты не говорила мне, что ревнуешь к Гейл. Но в любом случае она уезжает после выборов. К тому же она собирается замуж.

– О, я так рада за нее. Она очень милая, – заметила Фрэнсис.

– Я хотел поговорить с тобой об одном деле. Если мы победим, я буду проводить много времени в кабинете министров и у меня совсем его не останется на дела моего округа. Поэтому мне надо найти какого-нибудь действительно ценного человека, кому я могу доверять, чтобы он был моим секретарем.

– Я даже не знаю, кого тебе предложить, – сказала Фрэнсис.

– Думаю, ты могла бы помочь мне. Ты зря изнуряешь себя на своей работе, – заметил Норман, и Фрэнсис почувствовала его замешательство.

Это не был намек, Норман действительно хотел сделать ее жизнь более легкой. Но Фрэнсис ничего не могла поделать со своим двояким пониманием его слов и опять ощутила чувство вины.

– Это невозможно. Тебя обвинят в семейственности, а я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были неприятности, – объясняла Фрэнсис, пытаясь найти как можно более веский и правдоподобный аргумент для отказа.

– Это не проблема. Многие члены парламента работают вместе со своими женами, и это не вызывает никаких пересудов. Ну, так что ты думаешь?

– Я не знаю. Я… – Фрэнсис искала любой другой предлог, кроме упоминания о собственной работе. Эту причину она использовать не могла. Фрэнсис не особо дорожила своим бизнесом, и Норман знал это.

– Не бросай меня, Фрэнсис, – умолял он. – Я чувствую: это происходит.

– Что ты имеешь в виду? – Фрэнсис ощутила, как побледнело ее лицо.

– Ты отдаляешься от меня. Я понял это прошлой ночью. Ты… притворялась…

Это было так не похоже на него: упоминать об их интимной жизни. Непонятно как, но Фрэнсис осознала всю глубину его слов и испытала облегчение, поняв, что он говорит лишь о них двоих, а не о Диего. Норман ничего не знал.

– Я не виню тебя, – продолжал он. – Это моя ошибка, мы мало времени проводили вместе, после выборов все может еще больше усложниться. Думаю, что наша жизнь могла бы измениться к лучшему, если бы ты работала у меня. Мы бы смогли видеться в течение дня…

Слова могут быть хорошо продуманы, эмоции могут контролироваться или не проявляться совсем, но мысли возникают независимо от человека. Первой мыслью Фрэнсис было то, что предложение Нормана