любимая комната в доме, с окнами, выходящими на обе стороны, открывающими вид на лагуну и лес. Диего и Пако играли здесь в бильярд перед ленчем, и поднос с пустыми бокалами и напитками до сих пор был не убран. Мелани представила себе вежливый, но ледяной гнев, который Мария обрушила бы на свою служанку в случае, если та позволила бы себе допустить такую оплошность в Буэнос-Айресе, и решила позже обязательно поговорить с Эвелиной.
На рабочем столе была разложена небольшая коллекция кадастровых карт. Она стала аккуратно складывать их в стопку, но неожиданно ее внимание привлекла надпись в верхнем углу титульного листа одной из них. „1904' – значилось там. На вид карта казалась действительно очень старой, буквы и цифры в некоторых местах были настолько нечеткими, что их с трудом можно было разобрать. Мелани стало любопытно, и она принялась в подробностях исследовать карту. Разными цветами на ней были обозначены территории имений и место, где они расположены, назывались полные имена владельцев, количество имущества. Самую большую площадь на карте занимал прямоугольник, закрашенный бледно-розовым цветом:
Она развернула другую карту, датированную 1945 годом. Розовый прямоугольник разделился на множество небольших четырехугольников, цвета которых были уже другими, а их владельцы назывались именем „Гонсалис Голбин'. Земля, на которой сейчас находились лагуна и дом, была внесена в список как
Из другой карты Мелани узнала, что эта собственность, именуемая Лас-Акесиас, стала принадлежать компании Сантосов только в 1970 году и что территория ее сократилась уже до 2,667 гектара. Это была территория огромных размеров, но по сравнению с первоначальным владением – ничтожно маленькая.
Мелани аккуратно сложила все карты в папку.
У нее была хорошая память на цифры, что помогало, когда она работала в банке. Она вспомнила, что говорили друзья Диего в первые месяцы ее пребывания в Буэнос-Айресе насчет этого имения: глупо продолжать получать с этой земли по три или четыре процента в год, когда при правильном вложении можно получать по пять процентов в месяц. Пако сказал, что он рассчитывает покрыть долг в три сотни тысяч долларов, продав тысячу гектаров земли. В таком случае Лас-Акесиас стоит чуть меньше миллиона долларов, при этом принося ежегодный доход меньше пятидесяти тысяч долларов. Мелани чуть пододвинула руну, чтобы расправить загнувшийся уголок карты, и камень на ее пальце сверкнул глубокой зеленью на голубом фоне бумаги. Она носила двести тысяч долларов на своем пальце, и наиболее популярные газеты описывали их свадебный прием как вечер стоимостью в миллион долларов. А их самолет стоит еще больше. Много денег лежало также и в американских банках…
Все было просто невозможно сосчитать.
Вечером, когда они уже лежали в постели, Мелани наконец решилась задать вопрос, который так озадачил ее сегодня.
– Почему мы так богаты? – спросила она. Диего тихо рассмеялся.
– Потому что у нас больше денег, чем у других, – ответил он. – Если тебя интересует этот вопрос с философской точки зрения, то советую обратиться к падре Ангелотти. Боюсь, я не смогу объяснить это так хорошо, как он.
– Я не это имею в виду, – сказала Мелани. – Я хочу знать, откуда появляется столько денег.
Диего приподнялся.
– Эй, ты случайно не собираешь показания для адвоката?! – улыбнулся он, а его бровь поднялась в насмешливом подозрении, но Мелани почувствовала, что за его легкомыслием кроются осторожность и осмотрительность.
– Нет. Я только… – Решив, что будет лучше ничего не скрывать, она рассказала Диего о картах и о своих расчетах. Диего откинулся на подушки и привлек ее к себе.
– Похоже, моя жена не только красива, – улыбнулся он. – Ты права насчет этого имения и прибыли, которую можно получать с него при правильном ведении дел, но у нас есть другие источники дохода.
– Какие? – спросила Мелани.
– У моей матери масса родственников, они оставили ей наследства.
В памяти Мелани длинной вереницей пробежали имена богатых тетушек.
– …А мой отец знает, как вложить деньги, чтобы получить с них неплохую прибыль.
– Но насколько мы богаты?
– На самом деле я не знаю, но если быть точным – мы с тобой оба не очень богаты, – рассмеялся Диего. Он поцеловал Мелани и, пожелав ей спокойной ночи, натянул одеяло себе на плечи. Несколько мгновений спустя он уже спал.
– Чикита Балмаседа оставляет перед Рождеством мой Комитет помощи больным. Думаю, ты могла бы занять ее место, Мелани. Если хочешь, я представлю тебя на следующем собрании. – Мария позвонила в маленький серебряный колокольчик – пришел дворецкий и, убрав ненужные тарелки и приборы, удалился.
– О, благодарю вас, но мне нужно подучить испанский перед тем, как я возьму на себя такую ответственность, – ответила Мелани, стараясь придать своему голосу оттенок благодарности и сожаления одновременно. Она совсем не хотела вступать в эти благотворительные комитеты Марии и была очень удивлена, что свекровь предложила свои услуги в поисках работы. Благотворительность, очевидно, была для Марии лишь поводом, чтобы в очередной раз обсудить какие-либо проблемы или просто посплетничать, а это очень утомляло и раздражало Мелани.
– Да, конечно, – согласилась Мария. – Все собираются после Рождества отдохнуть, так что я ничего не буду предпринимать до марта и у тебя пока есть время.
Иногда Мелани казалось, что они с Марией достигли наконец взаимопонимания и вполне могут мирно существовать рядом. Когда раньше Мария передавала свое приглашение на ленч через прислугу, Мелани расценивала это как проявление высокомерия и холодности своей свекрови, теперь же, по прошествии времени, она абсолютно точно знала, что это всего лишь годами выработанная привычна, Мария использовала Пилар всегда, когда хотела попросить Диего о чем-то, в чем, как она боялась, сын может отказать ей. Не сталкиваясь таким образом лицом к лицу с отказом сына, Мария избегала ссор. Это вполне устраивало Марию, и было явно в ее манере, а Мелани не переставала восхищаться мастерством свекрови избегать малейших неприятностей ради поддержания в доме мира и согласия.
Восхищение Мелани вызывало также и спокойное, даже скорее хладнокровное отношение Марии к панике, в последние дни охватившей всех их знакомых и близких. Страна стояла на пороге кризиса, повсюду царил полнейший беспорядок. Генерал Видела в марте ушел со своего поста, и место президента занял генерал Виола, а новым главнокомандующим армии назначили генерала Гэлтиери. Другие люди, другая полиция, но атмосфера все равно была наполнена гниением и страхом.
Пессимизм стал нормой, даже для многочисленных друзей Сантосов, которые могли контролировать создавшуюся ситуацию: их деньги уже были за границей, а они могли оставаться здесь. Для них ничего не изменилось, тем не менее они присоединялись к жалобам остальных. Но не Мария Сантос. Она беспощадно бранила прислугу, если та начинала выражать сомнения по поводу будущего страны. „Наш долг вести себя так, чтобы быть примером другим, менее удачливым, чем мы', – говорила она, показывая этим, что нужно сделать все возможное для родной страны. Амилькар обычно не высказывал своего мнения по этому поводу. Когда он присутствовал на званых вечерах, лишь выражал точку зрения Марии, но угрожающий скрежет голоса лишал его речь смысла, и в итоге беседа прерывалась на некоторое время.
– Ты хочешь поменять что-то в своих комнатах? – спросила Мария, накладывая себе экзотические кушанья с серебряного подноса, предложенного дворецким. Диего говорил со своей матерью о жалобах жены, и Мелани опять почувствовала себя чужой в их семье.
