дверь. Позже эти люди признались мне, кто повелел им заниматься таким делом.
Несмотря на то, что время от времени я продолжала оказывать благотворительную помощь Гексу, меня преследовали из–за него не меньше. Они дали распоряжение одному человеку принудить Отца ля Комба остаться в Тононе, думая, что в противном случае, он будет для меня поддержкой во время гонений. Но мы воспрепятствовали этому. Тогда мне были неведомы планы Божьи, и что вскоре Он вытащит меня из этого одинокого бедного жилища, где я радовалась в сладостном и стойком удовлетворении, невзирая на оскорбления. Здесь я ощущала себя счастливее, нежели любой монарх на земле. Для меня это было гнездом отдыха, и Христос желал, чтобы в этом я уподобилась Ему.
Как я уже говорила, дьявол, возбуждал моих гонителей. Они послали передать мне, что изгонят меня из епархии. Все то добро, которое Господь побудил меня здесь совершить, осуждалось более чем величайшие преступления. Они были терпимы к преступлениям, но не могли вынести моею присутствия. В течение всего этого времени у меня не возникало беспокойства или сожаления по поводу того, что я все оставила, но вовсе не из–за того, что я видела в этом волю Божию. Такая уверенность была бы слишком для меня непосильна. Но я ничего не видела и ничего не ценила, принимая все одинаково из руки Бога, Который наделял меня этими крестными испытаниями по справедливости или по милости. Маркиза Прюне, сестра главного Статского Секретаря Его Королевского Величества и премьер–министра Графа Савуа, во время моей болезни прислала мне срочное письмо из Турина, приглашая посетить ее и говоря, что если я подверглась таким преследованиям в этой епархии, я смогу найти у нее убежище на некоторое время, в течение которого положение дел может улучшиться. А когда она будет готова, то возвратится вместе со мной и присоединится ко мне с одной из моих подруг из Парижа, которая также хотела потрудиться здесь согласно воле Божьей. В то время я была не в состоянии исполнить просимое ею и намеревалась продолжать сотрудничать с Урсулинками, пока ситуация не изменится. Позже она более не писала мне об этом. Эта дама обладала чрезвычайной набожностью, ибо она оставила великолепие и шум Двора, отдав предпочтение спокойному удовольствию уединенной жизни и посвятив себя Богу. Обладая всеми природными дарованиями, она продолжала оставаться вдовой в течение двадцати двух лет, отказавшись от всех предложений замужества, посвятив всю себя нашему Господу без остатка. Когда она узнала, что мне пришлось оставить Урсулинок, при этом ничего не зная о том, как там со мной обращались, она прислала письмо, обязав Отца ля Комба ради ее собственного блага провести несколько недель в Турине, куда он должен был привезти и меня. Нам не было известно что привело ее к принятию такого решения. Как она рассказала нам позже, некая сила свыше побудила ее к этому, ибо цель была ей неизвестна. Если бы она намеренно размышляла об этом, будучи такой предусмотрительной женщиной, она возможно и не сделала бы всего этого, ибо гонения, которые устраивал против нас Епископ Женевы, стоили ей больше, чем просто мелкие унижения. Наш Господь позволил Епископу преследовать меня совершенно удивительным образом, так как он проникал везде, где мне приходилось бывать. Я же никогда не причиняла ему зла. Напротив, я готова была отдать свою жизнь за благо его епархии.
Поскольку эти приглашения пришли к нам безо всяких наших планов на этот счет, мы без колебания подумали, что это было в воле Божьей. Мы решили что, возможно, Он желает вытащить нас из тех порицаний и преследований, среди которых мы трудились, гонимые с одной стороны и приветствуемые с другой. Было решено, что Отец ля Комб сопроводит меня в Турин, а оттуда отправится в Версаль. Кроме него я взяла с собой одного набожного достойного человека, который последние четырнадцать лет преподавал богословие, дабы лишить наших врагов всякой возможности клеветать. Также я взяла с собой одного мальчика, которого я вывезла из Франции. Они взяли лошадей, и я наняла коляску для своей дочери, служанки и себя. Но все меры предосторожности напрасны, если Богу угодно их разрушить. Наши противники немедленно написали в Париж. Вокруг нашей поездки уже витала сотня нелепых историй, и удовольствия ради ставились всевозможные комедии, настолько же лживые насколько это возможно в мире. Именно мой брат, Отец ля Мот, так активно занимался распространением этих слухов. Если бы он считал это правдой, то из милосердия должен был бы держать все в тайне, а тем более, когда все было чистой ложью. Рассказывали, будто я уехала одна с Отцом ля Комбом, бродяжничая по стране от провинции к провинции, и много других подобных басен, столь нелепых и злых, бессвязных и дурно состряпанных. Мы все терпеливо сносили, не оправдывая себя и никому не жалуясь.
Как только мы приехали в Турин, Епископ Женевы написал направленное против нас письмо. Поскольку он не мог нас преследовать иным способом, то делал это с помощью писем. Отец ля Комб направился в Версаль, а я оставалась в Турине с Маркизой Прюне. Но какие крестные испытания обрушивались на мою собственную семью со стороны Епископа Женевы, Варнавитов и большого числа людей со стороны! После смерти моей свекрови мой сын приехал ко мне, что еще больше увеличило мои неприятности. Затем мы услышали все его рассказы о продажах всего движимого имущества, лучших слуг и подписании документов без согласования этого со мной. Оказалось, что я была абсолютно им не нужна. Мое возвращение расценили нецелесообразным, принимая во внимание суровость времени года. Маркиза Прюне, которая поначалу с такой теплотой ко мне относилась, видя мои великие испытания и бесчестие, стала ко мне холодна. Моя детская непосредственность, в которой держал меня Бог, казалась ей глупостью. Ибо когда речь шла о помощи кому–либо или каком–нибудь требовании Бога ко мне, вместе со слабостью ребенка Он давал мне очевидные качества силы свыше. В течение всего времени моего пребывания здесь ее сердце было совершенно закрыто для меня. Однако наш Господь дал мне предсказать события, которые должны были произойти с ней, с ее дочерью и с благочестивым священником, жившим в ее доме.
Они действительно исполнялись со времени моего предсказания. В конце концов, она стала питать ко мне более дружеские чувства, видя, что Христос действительно живет во мне. Именно сила самолюбия и страх перед гонениями закрывали ее сердце. Более того, она считала свое духовное состояние намного более сильным, нежели оно было в реальности, так как ей не пришлось пройти через испытания. Но вскоре она на своем собственном опыте убедилась, что я говорила ей правду. По семейным обстоятельствам ей пришлось оставить Турин и переехать в свое собственное поместье. Она упрашивала меня поехать вместе с ней, но образование моей дочери не позволяло мне сделать этого. Оставаться в Турине без нее казалось неразумным, так как, живя в этом месте очень уединенно, я не завела себе никаких знакомств. Я не знала, куда мне идти дальше. Епископ Версаля, где находился Отец ля Комб, весьма любезно написал мне, всерьез упрашивая меня приехать, обещая мне свою защиту и убеждая меня в своем уважении, добавив: «Я буду относиться к вам как к своей сестре и непременно желаю видеть вас здесь». Ему написала обо мне его родная сестра, которая была одной из моих лучших подруг, а также один его знакомый джентльмен из Франции. Но вопрос чести удерживал меня от поездки. Я бы не допустила, чтобы все говорили о моем следовании за Отцом ля Комбом, и что я приехала в Турин лишь только для того, чтобы затем отправиться в Версаль. Его репутацию нужно было хранить, и это была одна из причин его возражения против моей поездки, как бы Епископ на этом не настаивал. Если бы мы считали это волей Божьей, мы бы оба закрыли глаза на подобные рассуждения.
Это очень помогло Отцу ля Комбу, который долгое время полагался на свои убеждения, но теперь должен был умереть как для них, так и для самого себя. Бог посредством Своей благости забрал их все у него, чтобы он смог умереть без остатка. В течение всего моего пребывания в Турине, наш Господь даровал мне много великих благостей. Каждый день я преображалась в Нем, мое познание о состоянии душ постоянно возрастало, и я никогда ни в чем не ошибалась и не обманывалась, хотя некоторые и старались убедить меня в обратном. Я даже пыталась заставить себя мыслить по–другому, но это причиняло мне немалые страдания. Когда я рассказывала или писала Отцу ля Комбу о состоянии некоторых душ, которые казались ему более совершенными и зрелыми, нежели я предполагала о них, он приписывал это моей гордости. Он гневался на меня и ощущал предубеждение против моих взглядов. Я же не испытывала беспокойства по поводу его заниженного обо мне мнения, ибо я не заботилась о том уважает он меня или нет. Он не мог совместить мою готовность к послушанию в большинстве вопросов с моей сверхъестественной твердостью, которую он в некоторых случаях считал даже преступной. Он допускал недоверие по поводу благодати, пребывающей во мне, ибо еще не был достаточно утвержден на своем пути и не осознавал должным образом, что от меня не зависело быть тем или иным человеком. Если бы это было в моей власти, я бы подстроила свои взгляды к его словам, дабы уберечь себя от испытаний, которых мне стоило мое упорство. Или же, по меньшей мере, я бы искусно скрывала свои истинные чувства. Но мне было
