— «Куанг–Грейд–Марк–Одиннадцатый» стартует через девять секунд, считаю: семь, шесть, пять…

По команде Флэтлайна они плавно поднялись к брюху черной блестящей акулы, затем на мгновение наступила темнота.

— Четыре, три…

Странным образом Кейс почувствовал себя пилотом небольшого самолета. Неожиданно на темной поверхности появилось четкое изображение клавиатуры.

— Два, и, пошел…

С невозможной, невероятной скоростью он понесся сквозь изумрудную зелень и молочный нефрит… Под напором китайской программы лед тессье–эшпулов раскололся, вызывая тревожное ощущение твердой текучести — падая, осколки разбитого зеркала изгибались, сглаживались…

— Боже, — благоговейно прошептал Кейс, глядя, как «Куанг» хищно кружит над Тессье–Эшпуловскими ядрами, над бескрайним городом, в изощренной сложности которого бессильно запутывался взор, над алмазным сверканием острых, как бритва, силуэтов.

— Вот же мать твою, — сказал конструкт. — Ведь все они — как билдинг Ар–Си–Ай. Помнишь эту избушку?

«Куанг» резко спикировал и пронесся мимо блестящих шпилей десятка одинаковых банков данных, каждый из которых — голубая неоновая копия манхэттенского небоскреба.

— А ты видел когда–нибудь такое высокое разрешение? — спросил Кейс.

— Нет, но искусственные разумы я тоже раньше не потрошил.

— А эта тварь знает, куда летит?

— Будем надеяться.

Они падали в радужный неоновый каньон.

— Дикс…

С мерцающего дна каньона поднималось темное щупальце, кипящая бесформенная масса тьмы и ужаса…

— Комиссия по организации встречи, — сказал Флэтлайн, а пальцы Кейса легко и привычно пробежались по призрачной клавиатуре. «Куанг» заложил головокружительный вираж, а потом рванул назад со скоростью, мгновенно разбившей иллюзию физического полета.

Темная масса росла, расширялась, заслоняя собой город данных. Кейс вел «Куанг» прямо вверх, к нависшей над ними бескрайней нефритово–зеленой чаще.

Сверкающий ландшафт исчез, окончательно накрытый пеленой тьмы.

— Что это такое?

— Защитная система ИскИна, — сказал конструкт. — Или какая–то ее часть. Если это — твой приятель Уинтермьют, то что–то он не в духе.

— Управляй ты, — попросил Кейс. — Ты быстрее.

— Сейчас лучшая наша защита — это нападение.

Флэтлайн направил жало «Куанга» в самый центр клубящегося мрака. И бросил его вниз.

Ошеломляющая скорость сдвинула, перепутала все ощущения.

Рот Кейса заполнился болезненной голубизной.

Глаза превратились в полужидкие хрустальные сферы, вибрирующие с частотой, имя которой — дождь и звуки проносящихся поездов; неожиданно они покрылись звенящим лесом тончайших стеклянных шипов. Шипы раздваивались, тянулись вверх, снова раздваивались… экспоненциальный рост под бескрайним куполом тессье–эшпуловского льда.

Небо болезненно раскололось, пропуская сквозь себя корешки, обвивавшиеся вокруг языка, жадно впитывавшие вкус голубизны, чтобы напитать хрустальные поросли глаз, стеклянную траву, упиравшуюся уже в зеленый купол, давившую на этот купол и неспособную подняться дальше; трава растекалась по изумрудной поверхности, поворачивала назад, разрасталась вниз, заполняла тессье–эшпуловскую вселенную, падала на обреченные, покорно ждущие своего часа окраины огромного города, периферийные отделы мозга корпорации «Тессье–Эшпул СА».

Кейс вспомнил древнюю легенду про короля, который положил зернышко на клетку шахматной доски, на следующую — две, потом — четыре, и удваивал, удваивал, удваивал…

Экспоненциальный рост.

Тьма обрушилась со всех сторон, сфера поющей черноты, непереносимое давление на хрустальные нервы мира информации, которым он чуть не стал.

Он превратился в ничто, сжатое в самом сердце этой тьмы, и тут наступил момент, когда эта тьма не могла больше быть, и что–то расступилось.

«Куанг» вырвался из потускневшего облака, сознание Кейса распалось в мельчайшие ртутные капельки, куполом повисло над бесконечным пляжем, над песком цвета старого серебра. Его зрение стало сферическим, словно одна сплошная сетчатка выстлала внутреннюю поверхность шара, содержавшего все в мире вещи — если все вещи возможно сосчитать.

А в этом мире вещи можно было сосчитать, все до единой. Он знал число песчинок в конструкте пляжа (число, закодированное в системе счисления, не существовавшей нигде, кроме мозга, взявшего себе имя Нейромант). Он знал количество желтых пакетов с едой, хранящихся в бункере (четыреста семь). Он знал количество нейлоновых зубчиков в левой половине расстегнутой «молнии» на кожаной, покрытой пятнами засохшей морской соли куртке, надетой на Линду Ли, когда та шла домой по закатному пляжу, помахивая подобранной по пути палкой (двести два).

Он развернул «Куанга» и пустил его по широкому кругу, наблюдая черный хищный силуэт глазами Линды — бесшумный призрак, возникший на фоне низко нависших облаков. Линда в страхе съежилась, уронила палку и бросилась бежать. Он узнал частоту ее пульса и длину шага — с точностью, удовлетворившей бы самые строгие стандарты геофизики.

— Но ты не знаешь, о чем она думает, — сказал мальчик, появившийся рядом с ним в самом сердце акулы. — И я тоже не знаю. Ты ошибся, Кейс. Живущие здесь — живут. Нет никакой разницы.

Объятая паникой, ничего вокруг не видящая, Линда вбежала в воду.

— Останови ее, — попросил Кейс, — а то она расшибется.

— Не могу, — ответил мальчик; глаза у него были серые, спокойные и очень красивые.

— У тебя глаза Ривьеры, — заметил Кейс.

Блеснули белые зубы и розовые десны.

— Но не его сумасшествие. Мне нравятся эти глаза.