И только там он заметил то, что должен был заметить с самого начала — разорванный техпаспорт от «тойоты» и записку: «Вячеслав Аркадьевич! Уходя, захлопните дверь». И все.

Извольский опоздал на встречу на пятнадцать минут, и, по мнению Черяги, он смотрелся не так, как положено выглядеть счастливому любовнику: глаза у него были растерянные, как у школьника, получившего двойку по любимому предмету, щеки отливали нехорошей желтизной, и вообще выглядел директор так, словно он вчера не много трахался, а много пил. Лицо Извольского было неожиданно некрасивым и потухшим. «Е мое, — обеспокоено подумал Черяга, — если у него с ней как с секретаршами ничего не вышло…»

Кроме того, гендиректор был облачен во вчерашнюю мятую рубашку и мятый же костюм, с отворотами брюк, запачканных грязью, что резко отличало его и от улыбающегося президента «Росторгбанка» г-на Ростиславцева, и даже от безукоризненно выглаженных банковских шестерок.

Ростиславцев лично провел всех собравшихся в свой кабинет, душевным голосом извинившись за вчерашнее свое отсутствие, и долго и со значением пожимал руку мятого Извольского.

— Очень рад с вами познакомиться, — сказал он, — вы ведь такой медведь, все время сидите в своей Западной Сибири…

— Восточной Сибири, — поправил Извольский. Они зашли в кабинет, роскошью не уступавший спальне высокооплачиваемой проститутки, и расселись вокруг круглого стола. В этот момент двери кабинета отворились, и в них показались два новых действующих лица, которых Извольский здесь никак не ожидал увидеть.

— Позвольте вам представить, — сказал Ростиславцев, — Геннадий Серов, вице-президент банка «Ивеко», и Алгис Аузиньш, начальник металлургического департамента, тоже из «Ивеко».

— А они что здесь делают? — хмуро спросил Извольский.

— Мы не очень крупный банк, — объяснил, улыбаясь, Ростовцев, — оценив вашу позицию, мы решили, что проблема возврата кредита представляется достаточно сложной. Мы переуступили право требования по иску банку «Ивеко».

Черяга с Извольским переглянулись. «Ивеко» — один из крупнейших российских банков, настоящий монстр и по объему уставного капитала, и по объему активов, и по весу в правительственных кругах, — давно недолюбливал комбинат, а комбинат отвечал банку полной взаимностью. Банк перебил комбинату пару удачных проектов, пытался опустить комбинат на ВЧК, а летом едва не сломал комбинату шею — осторожно, действуя чужими руками, но в то же время исключительно беспощадно и умело. Со стороны Извольского пакостей насчитывалось меньше — после заседания ВЧК он набил президенту «Ивеко» морду.

Естественно, вожделенной мишенью «Ивеко» являлся контрольный пакет акций металлургического комбината, а вместе с ним — возможность прогонять через свои оффшоры миллионы горячекатанных и холоднокатанных долларов.

До контрольного пакета банку — особенно сейчас, в разгар финансового кризиса — было как сопле до луны, а вот сдачи с набитой морды он дать вполне мог. Во всяком случае, отныне следовало полагать, что вопрос о подлинности кредитного договора будет решен в пользу банка «Ивеко». Если в случае с крепеньким середнячком «Росторгбанком» можно было рассчитывать на справедливое рассмотрение дела или, по крайней мере, на конкурентоспособность ахтарских взяток, то в случае с «Ивеко» вопрос решался однозначно. Звонок с самого верха — и арбитражный суд слона признает мышью, а мышь — страусом.

Все эти, или схожие размышления, пронеслись в голове Черяги в одно мгновение, а Извольский подобрался и спросил:

— А нельзя узнать, за сколько вы продали право требования?

Ростиславцев потупил глазки:

— Мы переуступили долг в зачет наших обязательств перед «Ивеко» по форвардным контрактам.

— В любом случае вы выгадали, — усмехнулся Извольский, — от нас вы, Петр Александрович, не получите ничего. Я уже говорил — договор был подписан без ведома «АМК-инвеста», подпись присутствующего здесь Неклясова на гарантийном письме — подделка, а ваш начальник кредитного отдела — полный…удак, если не проверил факт гарантии.

Извольский помолчал и выдал добавку:

— Если, конечно, он не в сговоре с мошенниками. Это я бы в первую очередь посоветовал выяснить. Так что единственное, что я могу вам посоветовать — это возбудить уголовное дело и выбить восемнадцать миллионов с долголаптевской преступной группировки.

Начальник кредитного отдела, присутствовавший здесь же, покраснел как помидор, вскочил и начал оправдываться.

— Простите, Вячеслав Аркадьевич, — уточнил Серов, — но ведь подпись Заславского и печать на договоре подлинные?

— Это ничего не значит, — возразил Извольский, — что Заславский заключал договор, я признаю. Можете взять себе в погашение кредита все имущество, которое принадлежит «Ахтарск-контракту».

— А что ему принадлежит? — усмехнулся Аузиньш, второй человек из «Ивеко», — пачка канцелярских скрепок и старый компьютер?

— Думаю, компьютер он арендует у «АМК-инвеста», — ухмыльнулся Извольский.

Директор уже ничуть не напоминал того помятого мужика с похмелья, который ввалился пятнадцать минут назад в кабинет. Глаза Извольского горели знакомым бешеным огоньком, мешки под глазами исчезли, и — всего удивительней — даже костюм уже как-то не казался таким мятым, безвольно сидящим на обвислом теле. Директор занимался любимым делом — он дрался. Теперь для него было вопросом чести не заплатить банку ни копейки. А для банка, соответственно, было вопросом чести вытрясти из АМК восемнадцать миллионов.

— Очень печально, что на нашей встрече отсутствует сам господин Заславский, — ласково улыбаясь, сказал вице-президент «Ивеко».

— Мы все смотрели вчера новости, — ответил Извольский, — бандиты использовали парня и выкинули.